Три подруги и все-все-все
Шрифт:
— Убьёшь, — с беспечным равнодушием проронил Марсель, скользнув по отражению моего лица в зеркале заднего вида.
— Не убью, — Сэмюэль ещё сильнее сжал пальцы, и я услышала, как хрустит моя собственная гортань. Отвратительный звук. — Я чувствую, как её пульс бьётся под тонкой, как бумага, кожей. Он такой… заполошный, — последнее слово он прошептал в мои губы, приникнув своим лбом к моему и наблюдая, как свет в моих глазах гаснет. Я и сама за этим наблюдала с заинтересованностью, в какой-то момент словно посмотрев на себя со стороны и сообразив, что вот-вот потеряю сознание от недостатка кислорода. Всем живым созданиям
И вот когда бледная точка, до которой сузился мир, начала темнеть, заполняясь приближающимся забвением, пальцы на моей шее разжались. Я упала на спину и громко задышала, вдыхая со свистом. Лёгкие будто свело судорогой. Я никогда не думала, что подобные ощущения можно испытывать настолько глубоко внутри себя.
— Мелкий придурок! — вырвалось у меня. Кожа на шее горела огнём, хотелось приложить лёд, а ещё лучше, нырнуть в ледяной океан, чтобы остудиться и внутри, и снаружи.
— Следи за языком, — лениво посоветовал мне Марсель, а Сэм лишь хмыкнул, отворачиваясь.
Потирая шейные позвонки и пытаясь прийти в себя, я глубоко дышала, выравнивая сердцебиение. Хотелось пообещать этим двум все адовы муки в одном месте и в один день, но если меня чему Князь и научил, так это тому, что свои угрозы не следует озвучивать. Их нужно претворять в жизнь: безжалостно, без предупреждения и в тишине.
— Что случилось ночью? — спросила я, хотелось, чтобы получилось требовательно, но из-за ослабевшего голоса нужного эффекта не достигла.
Сэм достал из кармана пачку сигарет, прикурил от огонька зажигалки, вспыхнувшего с задорным щелчком, и глубоко затянулся.
— На волков сегодня ночью напали. Как раз в месте силы. Такого никто не ожидал. Они практически ничего не смогли сделать. В стае переполох и смятение. Есть погибшие и раненые. Волки созывают общий сбор и готовятся мстить.
— Напали? — глухо переспросила я всё ещё ненадёжным голосом, который вырывался из больного саднящего горла. — Кто? Гриша там был?
— Точно не известно, — сухо ответил Марсель, выкручивая руль, чтобы свернуть на узкую дорогу, где с трудом могли разминуться две встречные легковушки. — А кто напал? Разные ходят предположения. Волки ничего не опровергают и не подтверждают. Но…
Он прервал самого себя.
— Но? — вопросительно повторила я, рассматривая коротко стриженный затылок.
— По слухам, это была Чума, — закончил за друга Сэм, вновь затягиваясь и этим сжигая сигарету почти до фильтра.
Больших усилий мне стоило ничем не выдать свои эмоции. Молча отодвинувшись назад, я отвернулась к окну, поглаживая шею, которая ещё ощущала давление.
— Ты знаешь о Чуме? — как бы между делом спросил Марсель, но я услышала в этой небрежности осторожность, если не опаску. Опасался он не меня, и не силы старых богов, воплощённой в таинственном убийце, созданным теми, кто имел очень своеобразное понимание слова «справедливость». Старые боги были насмешливы, но мужественны и беспощадны. Настолько беспощадны, что насмехались над всем подряд, в том числе и над самими собой.
— Что-то слышала, — проговорила я, почти не размыкая губ. — Вроде это какой-то оголтелый охотник за головами.
— Типа того, — хмыкнул Сэм, вышвыривая окурок в приоткрытое окно. — И сегодня ночью он убил семерых, трое были доминантами. Ранил больше двух десятков.
— Вы
— Он тоже наделён, Ди, — заметил Марсель, впервые назвав меня по имени. — Это не обычный человек. Точнее, это вообще не человек. Но есть и другие варианты.
— Какие? — заинтересовалась я, потому что была точно уверена: кем бы ни были другие подозреваемые, первый был ошибочным. Роза не могла этого сделать.
— Они подозревают нас, ягуаров.
— Бред! — категорично воскликнула я. — Будь там ягуары, они бы не сомневались, а точно знали. Оборотни отлично различают друг друга по запаху.
Парни переглянулись.
— А тебе многое о нас известно, верно?
Я не ответила.
— Впрочем, нам о тебе тоже немало, — низко рассмеялся Сэм.
— И что же? — безразлично проронила я. Мне было плевать, просто они ждали этого вопроса.
— Что ты бегаешь за вампиром, — с презирающим отвращением бросил Сэм.
Я успела заметить, что из них двоих он был больше подвержен перепадам настроения. Нехорошим перепадам, непредсказуемым. А непредсказуемые парни опасны, особенно когда патологически не видят разницы между хорошим и плохим. Марсель был поспокойнее, Сэм тоже старался быть таким, но чувствовалось, что его спокойствие — показное, надетое, как одежда. Накинутое на спонтанность и желание убивать. Он напоминал тягун, так в простонародье называли смертоносное отбойное течение, которое может возникнуть в воде в любой момент, даже на мелководье. Сильные волны образуются под прямым углом, их трудно разглядеть, и ещё труднее справиться. Силу отбойного течения осознаёшь только тогда, когда уже оказался внутри него. На словах это кажется совершенно неопасным, даже занятным, но вода темна и глубока, кружевная пена обманчива, а стихия — не терпит небрежности и неуважения.
Я подавилась смехом.
— Бегаю? — хотелось хохотать в голос, но знала, что будет больно. — Откуда такие выводы?
— А это не так? — поймал мой взгляд в зеркале Марсель.
Я вздрогнула, а после вспомнила, что теперь зеркала в моей жизни — это просто зеркала. И самое страшное, что я могу в них увидеть — свою помятую чьим-то очередным кулаком физиономию.
— Нет, — отрезала я.
— То есть, ты уверена, что не одержима им? — продолжил парень свои расспросы.
И мне был разозлиться, одёрнуть нахала, который, кажется, давно забыл, с кем разговаривает, а, может быть, никогда и не вспоминал. Но силы были на исходе. Я продолжала болеть и будто бы не спала несколько недель кряду. Дурное такое состояние, очень человеческое. Наверное, это всё из-за передачи силы, ведь я фактически отрезала от себя кусок чего-то очень важного.
— Одержимость — это болезнь, а мне нравится быть здоровой, — пробормотала я, прижимаясь лбом к стеклу.
— Значит, он одержим тобой, — неожиданно заявил Марсель с кривой ухмылкой.
— Чего?
— Князь приказал своим вампирам разнести весть.
— Какую весть?
— Тот, кто посмеет к тебе прикоснуться — умрёт, — практически процитировал Сэмюэль. — Потому что он желает убить тебя сам. Более того, за твою голову была назначена цена.
— Надеюсь, высокая, — хмыкнула я. — Иначе обидно.