Три принца
Шрифт:
Мы разделились. Иберик и Фелин разбежались, Сималион держался чуть позади, я шёл следом за телегой, часто смотрел себе под ноги, сжимал ладошки у груди и делал вид, что молюсь. Но объект интереса из виду не упускал.
Телега с клеткой действительно повернула, с желанием обогнуть холм. Дорога, по которой она двигалась, уходила дальше на север. Где-то там, почти на горизонте, виднелись заросли лиственных деревьев и столбы дыма. Скорее всего, там находился очередной лагерь. А то и тюрьма.
Но я немножко ошибся в своих
Осилив половину дороги вдоль холма, телега повернула налево. Свернула на просёлочную дорогу и направилась к любопытному оазису из начисто скошенной травы. Местные строители там обустроили странный круг из понаставленных по периметру железных клеток в человеческий рост. Клетки закольцовывались, а в центре этого кольца, как самая правильная композиция, располагался деревянный помост с тремя виселицами. И каждая из трёх виселиц имела собственного жильца.
Возле въезда дежурила парочка храмовников. Поэтому я поунял свою прыть. Шмыгнул в зелёный куст, осмотрелся на предмет удивлённых глаз, и сосредоточился на картине передо мной.
Оказывается, телега развозила жильцов по квартирам. Равнодушный возница правил, а храмовник с "синдромом вахтёра" по очереди вытаскивал из клетки бедолаг и пинком под зад придавал необходимое ускорение. С Мириам он тоже не церемонился. Не схватил за волосы, ибо не за что было хватать, но взял за шкирку, вытащил из клетки и зашвырнул в клетку другую. Она ударилась о прутья, упала и инстинктивно принялась зарываться в грязное сено на полу.
Но храмовник потерял к ней всякий интерес. Как и двое сопровождающих. Они продолжили развозить квартирантов, а я торопливо дал по газам, пока они смотрели в другую сторону.
Краем глаза я успел заметить Сималиона и Иберика. Оба держались на расстоянии, но не выпускали меня из виду.
Метров сто я преодолел гигантскими прыжками. Обогнул две клетки, где полубезумные бородатые мужики горестно рыдали, и нырнул щучкой в траву, когда телега завершила объезд.
— Как стемнеет, дадите им похлебать что-нибудь, — услышал я голос главного храмовника. — Но не густо… А утром снимите этих, — кивком головы он указал на трупы на виселицах. — Вскоре их места займут другие.
Погрузившись лицом в траву, я полз. В нескольких метрах обогнул ещё одну клетку и приблизился к той клетке, где, сжимая руками колени и прижимаясь к решётке, сидела измученная и почти сдавшаяся женщина.
Я приподнял лицо, увидел, что стража заняла место вдалеке, а затем глянул на клетку и прочёл абсолютно понятные слова на деревянной табличке: "Апостат".
Значит, вот как. Мириам — вероотступница. Предательница веры. Предательница отца и дела всей его жизни. Всего, что он так долго выстраивал.
Теперь понятно, почему эта надменная тварь оставалась такой равнодушной, когда Фелимид сообщил о смерти дочери. Эоаниту не было плевать на неё. Он просто изначально знал, что она не мертва. Это мы — дураки —
Зло заскрипели мои зубы: сдерживаться от увиденного, сдерживаться от осознания, что меня легко обманули, было совсем непросто. Но прямо здесь и прямо сейчас я дал себе обещание, что ни за что не оставлю Мириам. Как и сынульку короля, я вывезу её отсюда.
Я пополз по пластунски. Пополз прямо к клетке. Но явно не птичий свист отвлёк меня. Я остановился, замер, осторожно выглянул из травы и обернулся. Сималион, рискуя привлечь к себе внимание храмовников, размахивал руками. И, надо признать, размахивать руками он начал вовремя: остановка привела меня в чувство. И заставила думать головой, а не действовать, руководствуясь гневом.
И я стал сдавать назад. Вышел за радиус обзора стражи и сел на обочине той самой просёлочной дороги. Нет, сейчас палиться нельзя. Это глупо. Лишь взгляд бросит любой храмовник на любопытного паломника, и проблем не оберёшься. Надо действовать умнее — надо действовать в темноте.
Поэтому мы ушли в базовый лагерь, дождались Феилина и всё обсудили. А как стемнело, пошли не к тому, за кем пришли, а за той, кого не ожидали здесь увидеть.
По плану, Иберик и Сималион должны были отвлечь стражу, если та меня заметит. А то и булыжником по голове огреть, если поднимет крик.
Но делать этого не пришлось, ибо я был предельно осторожен. Очень хорошо запомнил клетку, куда заперли Мириам, и, как только она выхлебала какую-то баланду, вновь пополз.
Я молился про себя, чтобы мой шёпот не спугнул её. Чтобы она не заорала на все окрестности.
И помогло.
— Мириам… Примо Мириам, это ты?
Шорох в клетке прекратился. Я видел, как женщина пыталась улечься поудобнее и елозила тощей задницей по полу. Но, услышав голос, замерла.
— Мириам, это же ты, верно? Это — Иван. Аниран… Милих…
Только после этих слов я решился приблизиться достаточно близко. И в сгущающихся сумерках разглядел знакомые испуганные глаза.
Некрасивое грязное лицо и стрёмная стрижка делали измученную женщину совершенно непривлекательной. Но глаза, эти умные и когда-то решительные глаза, я узнал.
Грязные пальцы сжали решётку, лицо просунулось сквозь прутья. Теперь не осталось никаких сомнений: это — она.
— Мириам… Мириам… Посмотри на меня. Это я — Иван. Помнишь меня? Узнаёшь?
Громкий всхлип едва не испортил всю малину. Женщина узнала меня. И не смогла сдержать эмоции. Хорошо хоть ладони вовремя спасли хозяйку и зажали её рот.
— Аниран, ты ли это? — сквозь слёзы произнёс слабый голос. Знакомый голос. — Нет, не верю. Не может быть. Что анирану здесь делать? Уйди, злой сон.