Три сердца и три льва (Сборник)
Шрифт:
Отлупите человека, чтобы на нем живого места не оказалось, а потом продемонстрируйте ему свою доброту. Вы изумитесь, как часто он после этого, разрыдавшись, ломается.
Сигару я взял.
– Нам необходимы сведения о вашей армии и планах командования, – сказал эмир. – Если вы согласитесь сотрудничать и примете истинную веру, вы сможете занять среди нас почетное место. Нам в Халифате по душе хорошие люди. – Он улыбнулся. – Когда война кончится, вы, если того пожелаете, сможете набрать гарем в Голливуде.
– А если я не расколюсь? – пробормотал я.
Он развел руками:
– Тогда
– Дайте подумать. Это все нелегко…
– Пожалуйста, думайте, – вежливо ответил он и вернулся к бумагам.
Я сидел, расслабившись, и гнал дым сквозь глотку, с силой выдувая его обратно. Их техники могут снять чары армии только в том случае, если я дам добровольное согласие. А мне его давать не хотелось.
Предположим, окно за спиной эмира означает для меня шанс упасть с высоты двух этажей на мостовую. Скорее всего, я просто разобьюсь насмерть. Но это более предпочтительно по сравнению со всеми другими предоставленными мне возможностями.
Я повторил про себя составленное мною заклинание. Настоящий специалист должен знать по крайней мере один мертвый язык – латынь, греческий, классический арабский, санскрит, древненорвежский и так далее, согласно общепринятым основаниям симпатических наук. С помощью обычных, повседневных слов на сверхъестественные феномены особо не повлияешь – не считая некоторых обыденных штампов того минимума, который необходим, чтобы управиться с окружающими нас в повседневной жизни механизмами. Я в этой области специалистом не был.
Тем не менее я очень неплохо владел одним экзотическим диалектом. Я не знал, сработает ли он, но вдруг да получится. Я решился. Мышцы мои напряглись и дернулись. Столбик пепла моей сигары обломился, я ткнул окурок в пепельницу, и когда я поднял сигару снова, на ней собралось немного пепла от сигары эмира. Я повторил про себя рифмы, поднес сигару ко рту и пробормотал заклинание:
О огонь, ты чист и светел,Ты горишь неутомимо,Жаркий пепел, чистый пепел,Отправляйся в глаз эмира!Потом зажмурил правый глаз и поднес пылающий кончик сигары прямо к веку. Эмирская «Эль Сумо» подскочила и воткнулась в его правый глаз. Он завизжал и опрокинулся на спину.
Я вскочил и прыгнул. Фенек-оборотень был в зоне моей досягаемости. Тыльной стороной ладони я врезал ему по тощей грязной шее и содрал болтающийся на ней фонарик.
Охрана взвыла и скопом ринулась на меня. Я перелетел через стол и, прихватив по дороге графин, оказался рядом с эмиром. Обезумев от боли, он вцепился в меня. Его глаз превратился в страшную рану, на которую нельзя было смотреть без ужаса.
Замахнувшись графином, я завопил:
Я свободен, словно свет,ДляСтишки были вшивые и могли не сработать, если бы эмир осознал, насколько они вшивые. Но я высвободился и запустил графином в охрану.
А затем и шар, и пепельница, и чаша, и рюмки, и все остальное отправилось вслед за графином. В воздухе было не продохнуть от битого стекла.
Стоило бы подождать и посмотреть, что получилось, но я не собирался этого делать. Наоборот, я вылетел из окна, словно дьявол, которому сказали: «Изыди!» Приземлился мячиком на обочину, подскочил, и давай бог ноги!..
Глава 6
Солдаты были повсюду. Вслед мне дождем сыпались пули. Я наверняка поставил рекорд, пока мчался до ближайшего переулка. Колдовским зрением усмотрев открытое окно, я, извернувшись, нырнул туда и, скорчившись за подоконником, слышал, как мимо несется погоня.
Это была подсобка разграбленной бакалейной лавки. В ней было достаточно темно для того, что я собрался сделать. Я повесил фонарик на шею, направил его на себя и совершил превращение. Преследователи могли вернуться в любую минуту, и мне следовало сделаться неуязвимым для свинца.
Став волком, я принюхался и поискал другой выход. Задняя дверь была приоткрыта. Я скользнул туда. Двор, забитый старыми упаковками и ящиками, был хорошим убежищем. Я залег там, стараясь совладать со своей волчьей натурой – ужасно подмывало напасть на сарацин, ползающих совсем рядом.
Они ушли, и я попытался обдумать создавшееся положение. Велико было искушение бежать из окаянного места, задрав хвост. Вероятно, я мог бы это сделать – ведь с формальной точки зрения свою часть поставленной перед нами задачи я выполнил. Но в действительности дело еще не закончено, и Вирджиния теперь один на один с ифритом (если она еще жива), и…
Когда я попытался вспомнить, как она выглядит, в памяти всплыл образ: волчица с приятно пахнущим мехом. Я яростно затряс головой. Усталость и отчаяние волнами захлестывали мой разум – верх брал инстинкт зверя. Если я собираюсь что-то делать, то делать надо быстро.
Я поразмыслил, принюхался. Город был полон сбивающих с толку запахов. Но я уловил слабое, отдающее серой дуновение и осторожно затрусил в том направлении. Я держался тени, и, хотя был замечен дважды, меня не окликнули. Вероятно, они полагали, что я из их шайки. Резкий запах серы делался все сильнее.
Они хранили ифрита в здании бывшего городского суда. Хорошее на вид, прочное и солидное строение. Тщательно внюхиваясь в приносимые ветром запахи, я прошел сквозь разбитый перед зданием маленький парк. А затем стремглав перебежал улицу и понесся вверх по ступенькам. На площадке валялись тела четырех солдат, в глотках – раны. Возле двери припаркована машина-метла. Одна из деталей управления метлой представляет собой острый двенадцатидюймовый стержень, и Вирджиния успешно использовала его в качестве оружия.