Три выбора
Шрифт:
Пришел я к Нателле с вопросом – не видела ли она моих запасных очков? Она, естественно, спросила – а куда я подевал те, которые постоянно ношу? Хотя более естественной, как мне кажется, была бы иная формулировка того же по сути вопроса – что случилось с моими постоянными очками?
Именно на него я и ответил, рассказав историю потери винтика. Нателла сказала, что, по ее сведениям, полученным из заслуживающих доверия источников, мои запасные лежат в той сумке, с которой я постоянно езжу в командировки, и нажала кнопку пульта дистанционного управления телевизором.
Телевизор мгновенно откликнулся на это голосом Аримы Халявиной: «… и тем нанес ущерб владельцам
Я успел понять, что Халявина говорила не об амгарских проблемах с сернистой нефтью, а о ходе аппеляционного разбирательства скандального во всех отношениях дела бывшего владельца «Юкоси», который вот уже который год (из тех двадцати девяти, которые «впаял» ему «самый независимый от здравого смысла суд в мире») сидел в тюрьме, а вся «демократическая общественность» и в стране, и за рубежом, с напряженным вниманием следила за тем, как власти собираются выпутываться из этой ситуации в канун президентских выборов.
Замечу, кстати, что отечественная «демократическая общественность» следила за этим из окон своих «ледяных избушек», громко называемых «партиями», в которых безвылазно сидела отдельными «семьями» в течение всей последней политической зимы. И продолжает сидеть даже в преддверии жаркой поры президентских выборов, неизбежно расплавящих самые толстые ледяные крыши. И потекут они «красной водичкой» по нашим городам и весям!
И, кстати, самый предусмотрительный и «непотопляемый» из «либералов» и «демократов» тоже ведь поплывет! Его избушку, сколоченную еще «демократической весной» из очень долговечных, но второсортных материалов, интеллигенты за ее горластое, с претензией на мещанскую пышность, «население», прозвали «Люмпенбургом» И ведь поплывут «люмпенбуржцы» вслед за всеми остальными, захлебываясь этой «красной водичкой» на обломках своей избушки, может быть, лишь чуть более плавучих, чем у других.
Но никакая община демократов не желала вступать в «колхоз „Объединенной либеральной оппозиции“», поскольку главы этих семей (особенно патриарх либерализма Григорий Петрович Мессеинский, имевший устойчивое прозвище «Тот-ещё-Фруктов», да и неизменный «мэр Люмпенбурга» Вольф Ширинковский, по партийной кличке «Незаконный сын Фемиды») прозорливо предвидели – в этом случае им одним, без помощников, придется окучивать старые посадки в своих огородах. Молодежь ведь побежит на общее, «колхозное» поле…
Утешало в этот момент то, что политический ажиотаж вытеснил с экрана экономическую информацию и – по крайней мере тем из наших конкурентов, которые ещё ничего не знали о технологических проблемах АМЗ – ничего не сказали об этом с экрана телевизора.
Я вернулся в свою комнату, закрыл дверь, достал из бокового кармана своей «командировочной сумки» запасные очки, поправил отвалившуюся «седалищную плоскость» компьютерного кресла, сел, и нажал левую клавишу мыши…
Что-то тихонько, как пробный звук мастерского ударника оркестра «Kremlin», клацнуло внутри стоявшего под ногами короба системного блока, он едва слышно запел, беря при этом все более высокие ноты, быстро вышедшие за диапазон Ласкова и – через несколько мгновений – вообще ушедших за границу области звукового восприятия, и на экране появилась заставка «Mycrosoft». Она быстро сменилась картинкой деревенской идиллии, которую я поставил для рабочего стола.
Но я знал, что некоторое время (минуту-другую) уже всплывшие на экране иконки не будут работоспособны – у компьютера есть
Процесс этот, конечно, более быстрый, чем у меня (его «коммуникативные сети» все-таки основаны на настоящих проводниках, а не на водянистых нейронах, как у меня в мозгу), но, полагаю, не менее для него болезненный. Если в этот период я нетерпеливо о чем-то его спрашивал, нажимая на клавишу и понуждая начать работу, он либо молча саботировал мое бесцеремонное поведение, либо вообще зависал и становился абсолютно глухим к любым обращениям, кроме, разумеется, кинжальной кнопки «Reset».
Вероятно, это соответствовало тому ступору, который обездвиживает и меня по утрам, когда я, подчиняясь какой-то подсознательной программе, шагаю как робот или «функциональный дубль» на кухню, чтобы включить чайник, и вдруг слышу вполне разумный и простой для меня при других обстоятельствах вопрос, озвученный слегка раздраженным из-за утренней спешки тоном:
– А где у нас квитанция за телефон? Я тебе ее давала в прошлый раз… Ты заплатил? А то ведь отключат телефон!
Компьютер все еще никак не мог проснуться, я сидел перед иконкой рабочего стола и ждал, когда же, наконец, смогу приступить к работе.
Вдруг дверь открылась и в комнату вошла Нателла, держа что-то в зажатом кулаке, с рассерженным и удивленным выражением на лице.
– Ты что, меня разыгрывал? Так это глупо! А из-за твоей шутки я себе чуть зуб не сломала!
В полном недоумении я спросил:
– Что случилось?
По моему виду и тону она, вероятно, поняла, что я вряд ли причастен к ее неприятности, а потому не стала развивать тему моей глупости, а рассказала следующее.
После новостей она пошла на кухню «побаловать себя». Для этого взяла принесенный мною грейпфрут, срезала его верхний сегмент, насыпала на открывшуюся мякоть ложку сахарного песка, зачерпнула той же ложкой терпкой кашицы и отправила ее в рот. И через мгновение ощутила между зубами что-то твердое. Каково же было ее удивление, когда она увидела, что едва не сломавший ей зуб предмет, оказался…
Тут она разжала кулак, и уже у меня «глаза полезли на лоб»! У нее на ладони лежал… маленький винтик от дужки очков!
Винтик оказался «тем самым», или уж очень на него похожим, ибо встал на свое место с первой моей попытки.
…После совместного «гадания на кофейной гуще» мы пришли к выводу, что винтик, выпав из очков, запутался в ворсинках нитки, которой была пришита рукавная пуговица моего пиджака, после чего от тряски оторвался от этой нитки в момент покупки мною грейпфрута, попал в трещинку кожуры, расположенную в районе 60-й параллели его «глобуса», оказался на грани среза, сделанного Нателлой, в процессе зачерпывания чайной ложкой терпкой мякоти переместился в отторженный от плода кусочек, и вместе с крупицами сахарного песка попал в рот к Нателле!
Ничего более простого и логичного мы не придумали, а это объяснение позволило нам охранить свой здравый смысл от покусительств на него сомнительного «Принципа Амакко», о котором я узнал из своих блужданий по Интернету.
Это нас успокоило, и Нателла ушла растолковывать Джиму, недоуменно скребшемуся под дверью, результаты нашего анализа, а я вернулся к компьютеру, который уже проснулся окончательно, и подмигивал мне какой-то фиолетовой лампочкой, сигнализируя, что он полностью готов к работе и ожидает моих команд.