Три желания женщины-мечты
Шрифт:
— Мамочка, а что такое Иванова смерть? — прошептала я.
— Растение такое. Стебли у него синие, цветет оно раз в несколько лет. Раньше в лесу росло, но давно не встречается, его надо в горшке выращивать, а это совсем непросто. Молодая поросль не годится, старая тоже, в ход идут лишь зрелые стебли. Их надо определенным образом высушить, в порошок перетереть. Когда человек пудру проглотит и водой запьет, Иванова смерть быстро в размерах увеличится, превратится в очень острые треугольники, которые раздерут ему внутренности. И все.
— А если он пить не станет? — спросила я.
— Так не бывает, — покачала головой мама, —
Но я никак не могла успокоиться.
— Мамочка, Сергей не хотел себя убивать, старейшины его не отпускали, пока он порошок не съел. Выходит, они его заставили с собой покончить. Разве это нашим предкам понравится?
Мать рассердилась:
— Мала еще рассуждать! Так испокон веков пуштаны с мерзавцами поступали, не нам уклад менять. Ну-ка, закрыла рот! Только попробуй кому-нибудь хоть слово о Сергее вымолвить, узнаешь тогда, что такое фунт лиха! Дед тебя вон выгонит, станешь побродяжкой!
Больше я к матери с вопросами не подходила, в моей душе поселилось смятение. Нам нельзя убивать, запрещено брать в руки оружие, стрелять. А принудить человека съесть Иванову смерть, значит, можно? Сергей ужасный преступник, но получается, что мой дедушка и другие старейшины тоже убийцы?
Однако не стану излагать вам размышления и метания ребенка, вернусь к Васькиной.
Я донельзя перепугалась, узнав, что Вера Дмитриевна умерла от язвы. Похоже, не было у нее этой болезни, Григорий Андреевич говорил, что его мама на диете не сидела, врачи никогда ей о такой необходимости не говорили. Ладно, не берем в расчет докторов, они часто ошибаются. Но если у человека что-то болит, он сам беречься будет. Вот я знаю, что от кофе меня всегда тошнит, и не пью его. Вера Дмитриевна у меня в гостях с аппетитом жареную курочку с макаронами ела, чай с вафельным тортом пила. Разве человек с язвой так питается? И у нее после обеда ничего не заболело.
Впрочем, Геннадий Петрович, я уверена: у вашей тещи есть коробочка с Ивановой смертью. Елизавета Гавриловна страшная убийца.
Зачем я написала вам это письмо? Сама не знаю. Надо было мне в Гидрозавод приехать и громко, при всех, правду о «героине» рассказать. Да только кто же мне поверит? Скажут: оклеветала святую женщину. Мне на земле недолго осталось, у меня аневризма головного мозга, прооперировать которую нельзя, разорваться может в любой момент. Вера Дмитриевна умерла, мне тоже вот-вот в дорогу. Но кто-то же должен рассказать всем, кем является Елизавета? Я труслива. Может, вы рискнете сдернуть лживую маску с лица злодейки?
Извините, если испортила вам настроение. Желаю вам всего хорошего, долгой жизни, крепкого здоровья.
27 сентября. Надя Оконцева-Василини».
Глава 32
Еле-еле дождавшись восьми утра, я позвонила Платонову.
— Ты прямо экстрасенс, — обрадовался Андрей. — Хотел сам тебя побеспокоить, но боялся разбудить, писатели, говорят, раньше полудня глаз не открывают.
— Прекрати нести чушь, — рассердилась я. — Не верь Интернету, он врет. Мне срочно надо с тобой поговорить. Скажу Нине, что проведу весь день на съемках, а сама порулю к тебе. Давай встретимся в начале одиннадцатого где-нибудь подальше от дома Николаевых. Лучше всего в районе «Кинофабрики», надеюсь, Елизавете Гавриловне туда сегодня не надо. Сейчас посмотрю в сети, есть ли там поблизости кафе посимпатичнее.
— Так
— Значит, встретимся в парке, — отрезала я, — он расположен через дорогу от места съемок. Давай прямо у входа.
— Могу быть там через пятнадцать минут, — заявил Платонов.
— До сих пор я не уходила из дома раньше десяти. Не хочу менять график, выйду как обычно, — ответила я.
— Женя определил, какому растению принадлежат синие стебли, найденные тобой у электрогенератора, — сменил тему разговора Андрей. — Это… сейчас попытаюсь воспроизвести название… э… эневидум… нет, эневедидумо… Черт! Энзевичи…
— Не старайся, — остановила я приятеля, — латынь сложна, лучше употребить народное название — Иванова смерть.
— Да, так проще, — обрадовался Платонов. И осекся: — Эй, откуда ты про этот цветок знаешь?
— Объясню при встрече, — пообещала я.
— Купи мне в кондитерской около Николаевых пирожки, — попросил Андрей. — Три штуки. Нет, пожалуй, пять. Два с мясом, остальные с капустой. Хотя лучше поровну, тройку с говядиной и тройку с… Правда, там и с яблоками отличная выпечка.
Я засмеялась:
— Поняла, получишь полный ассортимент.
— Нет, я много не съем, — возразил Платонов, — четыре с курицей, три с грибами, два с антоновкой.
— А с мясом? — подначила я друга.
— Угу, прихвати парочку.
— Лариса еще чудесные сочники делает, — тоном змея-искусителя пропела я.
— Очень люблю булочки с творогом, — оживился Платонов.
— Шоколад привезти? — продолжала я.
— Я не блондинка, конфетами не увлекаюсь.
— Имела в виду напиток.
— Тогда непременно, самый большой стакан, — вошел во вкус Платонов. — А лучше два. Много не бери, я малоежка.
— Скорей уж, малопивка, — хихикнула я.
Едва увидев меня, Лариса выбежала из-за прилавка.
— Виолочка! Ужас!
— Что случилось? — напряглась я.
— Гарик Расторгуев умер, — запричитала кондитерша.
— Гарик Расторгуев? — повторила я, недоумевая, почему имя кажется мне знакомым.
— Приятель моего младшего, — напомнила Лара, — ну, тот, что Лешу подбил в кабинет режиссера на «Кинофабрике» залезть.
— А, мальчик, укравший бутерброды с паштетом, — протянула я. — Что с бедным Гариком случилось?
— Передоз, — уверенно ответила кондитерша. — Хотя Алексей врет про отравление, говорит: «Володька нас тухлым супом угостил, хорошо, что я его не стал есть». Но я на мальчика не давлю, вижу, он в ужасе, до сих пор считал себя и своих дружков бессмертными. Да, да, наверняка Расторгуев наркотой баловался. Куда катится мир! Люди с ума посходили. В семь утра сегодня заявилась мать Игоря, пьяница подзаборная, и давай мне мозг выносить: «Сын умер, надо его упокоить, поминки справить, а денег нет. Еще и за коммуналку задолжала, электричество отрезать пригрозили. Дайте мальчику на гроб, он с Алешей дружил, вы обязаны помочь». Стоит, трясется в ознобе, перегаром от бабы на километр несет, морда в бланшах, видать, подралась с кем-то. Сама грязная, вонючая, сто лет не мытая… Я ей вежливо ответила: «У самой с наличностью плохо, заначки нет. Вам от государства материальная помощь положена. И можно кредит взять. Зачем по людям ходить и клянчить?» Думаете, нахалка устыдилась и ушла? Как же! За столик села и продолжила ныть…