Три желания женщины-мечты

Донцова Дарья

— Ты во многом прав, — согласилась я. — Но улики можно найти. Нина Анатольевна и все остальные говорили, что дом построен на деньги, заработанные Геннадием Петровичем, он очень хорошо содержал семью. Но когда Николаевы перебрались в Гидрозавод, он имел скромное звание кандидата наук и получал не так уж много, уютный особняк явно помогла возвести теща, продав что-то из ювелирки. Мы теперь знаем это точно — в тайнике лежит тетрадь, куда зять Елизаветы Гавриловны аккуратно записывал расходы. Геннадий Петрович успешно поднялся по карьерной лестнице, занял в местном обществе одну из лидирующих позиций, но больших денег все равно не имел. В советские годы доктор наук, завкафедрой получал в месяц от трехсот пятидесяти до четырехсот рублей, и это в Москве, Питере и некоторых других крупных городах, причем не во всех вузах, только в университетах,

в провинции же оклады были существенно скромнее. А после перестройки профессура вообще превратилась в племя нищих. Да и сейчас положение не намного лучше. У одной моей знакомой муж имеет все самые высокие научные звания, регалии, преподает в МГУ, а на круг с приработками у него выходит примерно пятьдесят тысяч. Так что я уверена, особнячок возвела Елизавета. Но она не хотела, чтобы сплетники задавали вопросы, откуда у нее деньги, поэтому и прикрывалась зятем. Если показать бабке гроссбух, который вел Геннадий Петрович, то…

— То ничего, — прервал меня Андрей. — Давай представим теоретически эту беседу с ней. Профессор мертв, я выкладываю перед ней тетрадь с записями и объявляю: «Ваш зять фиксировал каждую полученную от тещи копейку. Откуда у вас деньги?» Возможны два ответа. Первый: «Молодой человек, идите-ка вы куда подальше! Вы что, налоговая инспекция, чтобы мне перед вами отчитываться?» Второй: «Я скромная пенсионерка, после смерти зятя наша семья вынуждена содержать пансион. Что профессор написал, понятия не имею, о таких суммах даже не слышала». На этом наша беседа и закончится. Только не говори, что надо ехать туда, где некогда жили пуштаны, рыться в болоте, искать останки. Никто этим заниматься не станет. Это только в американских телесериалах собака притаскивает из леса череп, и через полчаса на опушку прилетают на вертолете полицейские с кучей оборудования. В жизни все не так.

— Можно зацепиться за нестыковки в биографии старухи, — заспорила я. — После прочтения письма Оконцевой-Василини, несмотря на поздний час, я попросила у Нины Анатольевны книгу Васькиной и до утра листала ее. Григорий Андреевич после смерти матери издал ее труд, предварив содержание сообщением, что она не успела закончить книгу. Вера Дмитриевна проделала титаническую работу — она перелопатила архивы, разыскала тех, кого маленькими детьми отобрали у родителей, и сообщила, что Лизе Комани помогал некий эмгэбэшник Семен. В сноске автор упомянула, что очень хотела разузнать фамилию героя, но Елизавета Гавриловна Николаева, Лиза Комани, не смогла помочь, объяснила: «Сеня очень боялся, что его поймают. Мне он назвал свое имя, более ничего. Порой я думаю, может, он и не Семен вовсе был. Офицер добывал паспорта и увозил семьи, я только приводила людей в указанное место. Не знаю, какие данные были в новых документах, кем становились мои соплеменники: Петровыми? Сергеевыми? Ивановыми? Я была всего лишь ступенькой в лестнице к свободе, самой нижней». Прикидываясь героиней, старуха поведала историку о том, как она познакомилась с Анатолием Сергеевичем. Лиза якобы тогда жила в городе Черноповск, осталась на свете одна-одинешенька, очень тосковала, вот и ходила на кладбище, где нашла какую-то заброшенную могилу и ухаживала за ней, представляя, что под плитой ее родня.

— Романтично, — поморщился Андрей, — прямо слезу выжимает.

— Подожди, сейчас ты вообще зарыдаешь, — пообещала я. — А рядом полировал надгробье вдовец, потерявший жену, звали его Анатолий Сергеевич Николаев.

— Мда, — крякнул Платонов.

— Эту же версию бабка сообщила и мне в день, когда нашли тело Кати, — продолжала я. — Теперь высморкаемся, вытрем сопли и включим логику. Вера Дмитриевна документально доказала, что все пуштаны (кроме тех, которых якобы спасла Лиза) погибли в гетто. Выжили лишь дети до четырнадцати лет, отправленные в интернаты. Вопрос: каким образом Лиза Комани очутилась в Черноповске? В тот год, когда Сталин объявил ее народ предателями и приказал его уничтожить, девушке исполнилось двадцать. Молодых женщин, способных производить потомство, каратели уничтожали первыми, а Лизу не тронули, и она несколько лет якобы героически уводила людей из гетто. Надо поднять архивы, узнать, кто служил начальником охраны резервации. Уверена, что всплывет имя Анатолия Сергеевича Николаева. Рассказ про кладбище — сказка. Лиза была любовницей офицера, они хорошо заработали на желании пуштанов спастись. Потом Николаев получил назначение в Октябрьск, пара поженилась. Почему

сотруднику МГБ разрешили взять в жены пуштанку? По какой причине Анатолий не побоялся связать свою судьбу с представительницей народа-предателя? Сталин-то еще был жив! За это Николаев сам мог угодить за колючую проволоку. Ан нет, он получил должность следователя. Так вот, я думаю, кто надо знал, что Елизавета Комани являлась тайным сотрудником МГБ, осведомителем. Даже убийца невинных людей способен на сильное чувство. Наверное, Анатолий любил Лизу, раз рискнул расписаться с ней. Неизвестно, что бы стало с семейной парой, проживи Сталин дольше. Но свадьбу сыграли двадцать седьмого февраля пятьдесят третьего года, а пятого марта тиран умер. В местном музее открыт стенд, посвященный Комани, там указаны вехи ее биографии. Молодоженам просто повезло.

— Остановись, — попросил Андрей. — Никто не станет копаться в биографии бабки. Кончина Геннадия Петровича объявлена естественной, тело кремировано. Следов проданных драгоценностей не найти, но даже если вдруг и обнаружится какое-то пуштанское украшение, то доказать, кому оно принадлежало, невозможно. Блокнот Нади — это просто рисунки девочки, мало ли кто и что намалюет. Письмо Оконцевой легко объявить фальшивкой, мол, это просто ничем не подтвержденный рассказ старой женщины, и все.

Я решила не сдаваться.

— Сначала внезапно умерла от язвы желудка Вера Дмитриевна Васькина, спустя некоторое время от того же недуга ушел на тот свет профессор Николаев, недавно к ним присоединилась Катя. Уверена, что их всех отравила Ивановой смертью старуха. Вот какой скандал имела в виду младшая дочь Нины Анатольевны — он связан с разоблачением бабки. Но я уже об этом говорила.

— Отлично. А где доказательства? — в который раз спросил Платонов. — Не бла-бла, а улики.

— Смерть мальчика Расторгуева, — заявила я.

— Кого? — удивился Андрей.

Я рассказала о «путешествии» бутербродов с паштетом и завершила повествование словами:

— Елизавета Гавриловна отравила Катю коврижкой. При вскрытии в желудке девушки нашли остатки сладкого пирога. Наверное, внучка принесла старухе блюдо, а та предложила: «Съешь сама кусочек, только руки вымой». Беременную Катю замкнуло на сладостях, она побежала в ванную, а добрая бабуля подсыпала в коврижку Иванову смерть.

— Ну… это возможно, — с неохотой согласился Платонов, — допустимо.

Я воодушевилась.

— Следующей ее жертвой предстояло стать Олегу.

— Прямо истребительница внуков, — хмыкнул Андрей.

— Они ей не родные, — напомнила я, — это дети зятя от первого брака. Бабка смешала порошок с паштетом, думала, что Олег им за завтраком полакомится, но он взял сэндвичи на работу, оставил их в кабинете. Туда влезли Алеша Кузнецов и Гарик Расторгуев, подростки украли телефон режиссера и бутерброды. Сын кондитерши не стал есть — у него аллергия на свинину, он не знал, что патэ из гусиной печени, а вечно голодный сын пьянчужки слопал бутерброды. Потом Гарик пообедал супом в гостях у друга, и ему сразу стало плохо, похлебка активировала Иванову смерть.

— Мда… — протянул Платонов. — А почему старуха решила убить Олега?

— Не знаю. Но наверняка причина есть.

— Где она взяла порошок? — продолжал Андрей.

Я развела руками:

— Может, хранит коробку, взятую когда-то у деда? Хотя… Погоди-ка, я вспомнила кое-что интересное! Элла замечательный цветовод, часто побеждает на местных конкурсах орхидей, у Николаевых есть теплица. Правда, я туда ни разу не заходила, она заперта. Что, если Елизавета Гавриловна велела Элле выращивать страшное растение? Но не сказала ей, за чем она ухаживает. Откуда около генератора взялись синие стебли? Их кто-то уронил, и…

— Вилка, — перебил Платонов, — у меня возник вопрос.

— Дай договорю, — возмутилась я.

— Виола, остановись! — повысил голос Андрей. — Ты пару секунд назад сказала: «Олег взял приготовленные для старухи сэндвичи». Не понял, для кого их сделали и кто?

Я рассердилась:

— Ты не сообразил?

— Нет, — пожал плечами Платонов. — Сначала решил, что бабка сама своему внучку завтрак приготовила, а потом услышал от тебя, что бутеры вроде ей предназначались.

— Наверное, я плохо объяснила, — согласилась я. — Елизавета Гавриловна ни к плите, ни к холодильнику не приближается. Она вообще на кухню не заходит, ей все подают. Если она не желает в столовую спуститься, ей на подносе трапезу доставят. Старуха не соблюдает диету, ест что хочет.