Три женщины одного мужчины
Шрифт:
– Нельзя, – решительно воспротивилась начальница отдела кадров и рукой обозначила причину, изобразив огромный живот беременной. – Противозаконно.
– И что мне делать? – взмолился Матвеев и показал очередной документ с жирным пятном на полях.
– Ждать, – посоветовала ему сотрудница и обещала подыскать подходящую кандидатуру. – Слава богу, беременность не может длиться вечно.
В этом Петр Трофимович убедился довольно скоро и даже выписал разродившейся от бремени секретарше премию, сопроводив это словами: «Знаете ли, пеленки-распашонки, мамки-няньки. Будем людьми». «Будем!» –
– Ну как? – тоскливо поинтересовалась растрепанная, точно птица после дождя, молодая мамаша.
– Нормально, – коротко ответила Люба.
– Петр Трофимыч – мужик хороший, – заверила ее предшественница. – И вообще, работать можно. Люди хорошие. Вот увидишь. Главное, все делать по записи, а то замучают. А по записи – как часы.
– Спасибо, – поблагодарила Любовь Ивановна за совет и с удовольствием вернулась на работу, которую, чему она сама удивилась, оказывается, не забыла.
– Прирожденный помощник, – поделился с женой Петр Трофимович Матвеев. – Только посмотришь, уже знает, что требуется. По глазам читает. Я даже ее присутствия не ощущаю. Как тень, скользнет – и все готово.
– Молодая? – с некоторым оттенком ревности в голосе спросила директорская супруга.
– Ну как – молодая? – зажмурился Матвеев, пытаясь представить Любино лицо. – Да не особо: лет сорок или чуть меньше. Надо поинтересоваться в отделе кадров, – встрепенулся Петр Трофимович.
– Не надо, Петя, – неожиданно успокоилась супруга. – Какая нам разница!
А разница, между прочим, была. И большая. В двадцать четыре года Люба выглядела примерно так же, как и четырнадцать лет спустя: миловидная, стройная, губы тронуты легким розовым перламутром, одета строго, спина прямая. Настоящий манекен: что ни надень, все по фигуре. И говорит тихо-тихо, спокойно-спокойно, и все по делу, и ничего личного: «Вам назначено на два… Вам – на четыре… Заявление подписано… Зайдите, пожалуйста».
– Любочка, – пробовали сойтись с ней поближе сотрудники НИИ и даже пытались «прикармливать» – то шоколадкой, то коробочкой конфет, то бутылочкой шампанского к празднику.
– Любовь Ивановна, – спокойно поправляла она посетителей директорской приемной и возвращала дары назад.
– От чистого сердца! – клялись дарители и заглядывали неприступной секретарше в глаза, но ничего, кроме собственного отражения, там не видели.
– Спасибо, не нужно, – тихо отвечала она и качала головой.
– Ну что-то же она должна брать?! – недоумевали визитеры, натренированные на определенный стандарт взаимоотношений с теми, кто обычно охраняет вход в святая святых – в кабинет высокого начальства. – Может, цветы?
Попробовали цветы. И угадали. Цветы Любовь Ивановна Краско принимала охотно, правда, никогда не уносила домой, а уж по какой причине, никто точно не знал. О ней вообще было известно не многое. Что замужем. Что есть дочь. Что сидит секретарем уже при третьем директоре и, между прочим, ни один не делал попыток обзавестись другим помощником. А еще было известно, что Любовь Ивановна проживает в общежитии и родни в Верейске не имеет, равно как и друзей.
О существовании
Увидев Любочку, Лев Викентьевич обомлел и со свойственной ему развязностью сообщил, что по-мужски взволнован и готов предложить все сокровища мира исключительно ради похода, ну, например, в цирк.
Шутки Любовь Ивановна не оценила, Лева Рева ей не понравился, и она очень холодно попросила назойливого кавалера присесть на стул. Но не на ближний к ее столу, а на тот, что стоял у стены.
– Ожидайте, – бесстрастно проговорила Люба и посмотрела сквозь Реву.
«Амеба», – подумал Левчик и послушно присел на указанное место, откуда начал внимательно изучать будущий, он был уверен в этом на сто процентов, экземпляр коллекции.
– Меня зовут Лев Викентьевич, – напомнил он о себе и улыбнулся секретарю одной из самых своих неотразимых улыбок.
– Я в курсе, – кивнула головой Любовь Ивановна. – Вы заведующий Третьей лабораторией.
– Ого! – Лев Викентьевич подвинул стул поближе. – А существует то, о чем вы не знаете?
– Существует, – спокойно ответила Люба.
– И что же это? – изобразил обеспокоенность Лева.
– Все, что не относится к сфере моих профессиональных обязанностей.
– Ясно, – протянул Левчик и попытался переориентироваться по ходу: реакция секретарши ему, дамскому угоднику, не была понятна. – А вы любите музыку? – задал Лев Викентьевич один из дежурных вопросов.
– Нет, – честно призналась Люба.
– Почему? – нарочито удивился Левчик и подвинул стул еще на пару сантиметров.
– Вы мешаете мне работать, – покраснев, тихо сказала Любовь Ивановна и нажала на кнопку селектора.
– Слушаю вас, Любовь Ивановна, – раздался в приемной голос директора.
– К вам Лев Викентьевич Рева. Примете?
– Приму, – недовольно буркнул директор, совершенно запамятовав, что сам же его и вызвал: были кое-какие вопросы.
– Проходите, – показала на дверь директорского кабинета Любовь Ивановна, и Левчик временно прервал атаку, но, проходя мимо секретарского стола, нагнулся и игриво прошептал:
– Я вернусь, дорогая Любочка.
– Любовь Ивановна, – автоматически поправила Люба Краско и уткнулась в свои бумаги: посетитель явно раздражал ее своей самоуверенностью.
К слову сказать, Леве секретарша директора тоже не понравилась. В ней не было так называемой спонтанной готовности к приключениям, которую Лев Викентьевич распознавал, как пограничная собака след нарушителя. Единственное, что задело институтского ловеласа, так это Любино хладнокровие и легкость, с которой она отмела все знаки внимания, на которые большинство женщин реагировали незамедлительно.