Три женщины

Лазарис Владимир

— Выпускала свою газету «Кан мэм» [557] .

— Спасала еврейских детей.

С этой целью было принято решение объединить несколько сионистских организаций с молодежным движением «Еврейские дозорные», основатель которого Робер Гамзон (подпольная кличка «Кастор») вошел в объединенное командование ЕА. «Дозорные» занимались переправкой еврейских детей из центральных городов в провинциальные монастыри и на дальние крестьянские фермы. Особенно прославилось своими смелыми операциями шестое отделение «Дозорных». Из восьмидесяти восьми молодых людей, входивших в это отделение, четверо были расстреляны и двадцать шесть — депортированы в концлагеря, откуда не вернулись.

557

«Кан мэм» (фр.) — «Вопреки всему».

— Заботилась о детях, остававшихся в городах «свободной зоны» — Лиможе, Монпелье, Ниме. В

них раньше почти не было евреев, а теперь были тысячи еврейских беженцев, детей, которых надо было и учить и воспитывать.

— Создавала для этих детей сельскохозяйственные фермы, где их приучали к земледельческому труду и готовили к будущей репатриации в Эрец-Исраэль. Как раз в это время правительство Виши начало кампанию за возвращение к патриархальным ценностям великой Франции, и прежде всего — за «возврат к природе». Под этим предлогом Робер Гамзон сумел получить от властей Виши для своих воспитанников мотыги, лопаты и даже ботинки для работы в поле. Родителям помогали поддерживать связь с детьми, передавая весточки в оба конца.

— Помогала беженцам из лагерей в «свободной зоне».

— Заботилась об ортодоксальных евреях-эмигрантах. Их было очень трудно спрятать из-за их внешнего вида, одежды и, можно сказать, незнания французского. Члены ЕА перевозили их по ночам на метро, переправляли в деревни и прятали там, снабжая поддельными документами и поддельными продуктовыми карточками.

Сохранились только две последние страницы одного из многочисленных отчетов, которые составляла Ариадна. Этот отчет за подписью «Регина» датирован декабрем 1943 года. В нем Ариадна писала о своем визите в город По, где у трехсот находившихся там ортодоксальных евреев «все продуктовые карточки должны быть заменены в конце месяца. Никто в По не может этим заняться (…) Касса пуста, и срочно нужны деньги» [558] .

558

…«все продуктовые карточки… нужны деньги» — из архива Авраама Полонского в Информационном центре исследования нелегальной репатриации им. Шауля Авигура при библиотеке Тель-Авивского университета.

А сельских старост и мэров маленьких городков ЕА брала чуть ли не на полное содержание, чтобы они делали вид, будто не знают, что у них прячутся ортодоксальные евреи. Ариадна этими евреями восхищалась и говорила: «За них-то мы и сражаемся» [559] .

Тулуза стала главной штаб-квартирой ЕА, а ее подразделения были созданы по всему югу.

* * *

Как относились к евреям простые французы?

По словам Люсьена Люблина, «по большей части придерживались расхожей банальности „жизнь покажет“. Пока немцы побеждали по всей Европе, французы были настроены против евреев и сотрудничали с немцами. Разумеется, не все. Мы никогда не смогли бы заниматься подпольной работой, если бы не помощь французов» [560] .

559

«За них-то мы и сражаемся» — А. Латур, стр. 92.

560

«Для французов… всех до одного» — Л. Люблин, там же.

Рассказ Пинхаса Ройтмана подтверждает последние слова Люблина.

«Помню одного старого еврея из Бельгии, который пришел ко мне за помощью. Он не говорил по-французски, так что, сказал он, на улице каждый узнает в нем еврея и ему некуда бежать. Ну как тут быть? Что толку дать ему фальшивые документы? Я обратился к французу, который жил в моем доме. Рассказал ему все как есть, и на следующий день он дал мне адрес дома для престарелых, где были готовы принять этого еврея при условии, что мы обеспечим его продуктовыми карточками. Этот еврей пережил войну. Многие французы сотрудничали с немцами. Но далеко не все. Во Франции до войны было 350 000 евреев. Более 200 000 остались в живых. Могли ли они выжить, если бы французы нам не помогали…» [561] .

561

«Помню одного… нам не помогали…» — из интервью, взятого автором у Пинхаса Ройтмана.

«А многие евреи, — вспоминает Альбер Коэн, — боялись какой бы то ни было связи с ЕА и не хотели, чтобы мы к ним приходили. Потом они об этом пожалели» [562] .

* * *

«В 1941 году, — писал Кнут, — „свободная зона“ покрылась сетью маленьких еврейских общин, разбросанных по городкам, местечкам и конечным станциям. Это были иностранные евреи, с которых мэры брали подписку о невыезде (…) они жили благодаря чуду выпавшей иудеям манны. На сей раз в форме скромных, нерегулярных и негарантированных пособий (…) Помню, в 1941 году (…) я ездил (…) проверять, как распределяются эти, увы, недостаточные пособия. Среди прочих мест я побывал в Монрежо, где и столкнулся с

супружеской парой старых евреев — не то немецких, не то австрийских (…) Муж — оптик, как видно, прекрасный специалист в своей области. Монрежо — тихое местечко в Пиринеях. Спокойный, ласковый пейзаж (…) В плохо освещенной комнатушке, сверкающей чистотой, сидел человек, уставившись в одну точку жутко неподвижными, будто стеклянными, глазами. Его жена смущенно подняла бескровно-прозрачное лицо и с отчаянием в голосе обратилась ко мне: „Что делать? Прошу вас, месье, посоветуйте, как быть. Пособия, которое нам посылают, хватает только на оплату комнаты, а, кроме него, у нас ничего нет. Совсем ничего. Мой муж вполне мог бы работать, оптиков здесь не хватает, но нам, иностранным евреям, работать запрещено. Впрочем, у него же нет инструментов. Вот я и спрашиваю вас, как нам быть?“ Что мог ответить ей я, которого послали проверить, нельзя ли урезать пособие. Расставшись с моими знакомцами, я очутился в допотопной таверне, где колоритная старуха, сидя на корточках перед очагом, готовила на дровах еду. Под потолком коптились два подвешенных к балке окорока. Старуха ворчала, проклиная наше несчастное время: „Куриц — и тех нельзя разводить: не знаешь, чем кормить“. У каждого свои беды. У этой женщины конечно же были настоящие трудности, но я вспоминал тихое отчаяние старых супругов, которые и понять-то не могут, почему их вырвали из жизни, видимо, трудовой, полной заслуженных радостей, и приговорили к медленной смерти в уютном, спокойном уголке чужой страны. Подумать только, что это еще привилегированные счастливчики! Они не попадут в статистические данные о жертвах немецкого расизма» [563] .

562

…«многие евреи… об этом пожалели» — из интервью, взятого автором у Альбера Коэна.

563

«В 1941 году… немецкого расизма» — Д. Кнут, «Вклад», стр. 33–34.

* * *

К 1941 году были уже лагеря, находившиеся под юрисдикцией правительства Виши. В этих лагерях оказалось много молодых евреев, включая членов разных сионистских организаций. Они устраивали лекции, чтобы поддерживать сионистский дух даже за колючей проволокой. Но довольно скоро они поняли, что из лагерей надо бежать, и чем быстрее, тем лучше. Тут-то они и натолкнулись на сопротивление той части евреев, которые считали, что первый же побег приведет к карательным мерам против семей арестованных. Тем не менее побеги начались. ЕА помогала беглецам, а некоторых принимала в свои ряды. В 1941 году ЕА еще не занималась диверсионной работой. К вооруженной борьбе она перешла позже.

Нацисты планировали переправить евреев из лагерей в «свободной зоне» в концлагерь Дранси, комендантом которого был помощник Эйхмана [564] Алоиз Брунер [565] , и оттуда — в Освенцим.

Правительство Виши предпринимало антиеврейские меры, не дожидаясь указаний из Берлина. Даже наоборот, оно предложило немцам устроить «Хрустальную ночь» и в Париже. Это предложение немцам понравилось, и спецотдел гестапо организовал взрывы шести синагог в ночь со 2-го на 3 октября 1941 года. Командование вермахта не знало, что запланирована такая операция, поэтому двое патрульных немецких солдат получили тяжелые ранения во время взрыва.

564

Эйхман Адольф (1906–1962) — особо уполномоченный гестапо по «окончательному решению еврейского вопроса». В 1961 году был похищен из Аргентины спецгруппой израильской внешней разведки Мосад и повешен по приговору иерусалимского окружного суда.

565

Брунер Алоиз (род. в 1912) — по прозвищу «палач Греции». Руководил депортацией в Освенцим 60 тысяч евреев Салоник. С 1954 года скрывается в Дамаске, несмотря на требования о выдаче со стороны Германии, Франции и Австрии.

* * *

На железнодорожную станцию в Ницце, через которую набитые евреями вагоны для скота следовали в Дранси, приходила член ЕА Лея Вайнтроб. Она приносила хлеб, бутылки с водой, пустые ведра — в вагонах для скота нет туалета — и раздавала их евреям. Когда она пришла в очередной раз, к ней подошли трое немцев и проверили документы, по которым она под другой фамилией значилась работником Красного Креста.

— А не знаете ли вы Лею Вайнтроб? — спросил Лею один из немцев.

— Нет, — ответила Лея Вайнтроб, — не знаю.

— Но ведь вы вместе с ней работаете, — удивился немец.

— У нас, — объяснила Лея, — большая организация, но я завтра же выясню, в каком отделе работает мадам Вайнтроб, и сообщу вам.

Ее отпустили.

Гестаповцы, получив от своих агентов адрес тайной типографии, где члены ЕА изготовляли фальшивые документы, отправились туда. В типографии как раз была Лея с мужем и с их товарищем. Но она успела выйти, а мужа Жака (Янкеля) и его тезку Жака Марбюрже арестовали. Их привезли в гестапо, допросили и, убедившись, что это не те люди, которых искали, отпустили. На улице Вайнтроб спохватился: