Три женщины
Шрифт:
— Я забыл свою сумку. Подожди минутку, схожу за ней.
Трудно поверить, что человеку могла прийти в голову мысль вернуться в гестапо. Но у членов ЕА еще не было достаточного опыта подпольной работы.
— Пожалуйста, — сказал немец, — можете забрать вашу сумку. Хочу только посмотреть, что у вас в ней.
Он открыл сумку и нашел много денег, фальшивые удостоверения личности, списки детей, их адреса и другие важные документы.
Вайнтроба снова арестовали, целую неделю пытали и спрашивали, знает ли он высокую, красивую блондинку, которая ходит на железнодорожную станцию и раздает евреям хлеб и воду. А он отвечал, что не знает никакой блондинки.
Через неделю Жака Вайнтроба отправили в Дранси, а оттуда — в Освенцим.
Французская полиция
«Глупость этого гоя так и прет из всех его свиных пор» [566] , — с отвращением сказала Ариадна, выходя от комиссара тулузской полиции после очередной проверки. Комиссар был особенно изумлен тем, что женщина такой арийской внешности, у которой по документам нет ни еврейского дедушки, ни еврейской бабушки, настаивает на том, чтобы власти считали ее еврейкой. Если бы комиссар знал, что перед ним сидит одна из активнейших членов ЕА, Ариадну постигла бы участь Жака Вайнтроба и многих других евреев.
566
«Глупость этого… свиных пор» — К. Виже, стр. 51.
Ариадна чуть ли не каждый день шла на риск, полагая, что Эли и Бетти в надежных руках и им ничего не грозит. Она даже представить себе не могла, что с ними происходило.
Пятилетний Эли оказался в католическом монастыре между Парижем и Тулузой, где собрали детей беженцев и сирот, евреев и неевреев.
«Люди, которые должны были заботиться о нас, — вспоминал Эли, — были настоящими садистами. Нас все время наказывали: засовывали головой в ванну с водой, пока мы не начинали задыхаться. Или клали на голову мелок и заставляли стоять часами не двигаясь. Если же мелок падал, ребенка нещадно били. Не раз меня заставляли стоять на коленях на рассыпанном по полу горохе» [567] .
567
«Люди… горохе» — Эли Маген, там же.
Как и когда он спасся из монастыря — не помнит, но знает, что потом прожил с матерью полгода.
«У католиков не было никаких сладостей, а у мамы была пачка печенья — невероятная редкость в то время. И я начал таскать по одной штучке. Съедал и говорил себе: „Возьму еще одну — и все“, пока не съел всю пачку. Потом мама спокойно сказала, что она хорошо понимает, почему я это сделал. Сегодня смешно все это слушать, но тогда печенье, а тем более шоколад или сахар были манной небесной. Кусок черного хлеба с сахаром считался роскошным ужином. В это время мы жили все вместе и скрывали у себя дома членов ЕА. Один из них спрятался под кроватью, на которой я спал. Когда пришли немцы и спросили: „Кто тут лежит?“ — мама ответила: „Вы же видите, тут спит ребенок“. И немцы ушли» [568] .
568
«У католиков… И немцы ушли» — там же.
Совсем другой была история двенадцатилетней Бетти, которую Ариадна отправила к своему дяде Борису Шлецеру, называвшему себя не иначе как де Шлецер, чтобы подчеркнуть свое знатное происхождение и чтобы никому не могло прийти в голову, будто он — еврей. Но кому-то это все же пришло в голову. «Из-за анонимного доноса, в котором меня обвинили в том, что я „еврей и коммунист“, гестапо за мной особо следило» [569] , — вспоминал Шлецер. После слежки гестапо арестовало Шлецера вместе с племянницей, продержав в тюрьме несколько дней. Потом их выпустили. Месяца через три жизни у Шлецера Бетти влюбилась в молодого кюре и написала Ариадне, что хочет перейти в католичество. Ариадна была в панике.
569
«Из-за
«Если Бетти крестится, я убью ее и себя», — сказала она и забрала Бетти домой.
Через некоторое время Бетти начала получать от Шлецера письма. Одно из них Ариадна вскрыла и прочла: «Будь осторожна. Евреи очень хитрые и постараются снова тебя обмануть. Поэтому мы даем тебе адрес священника в Тулузе, пойди к нему, и он укрепит твою веру». Дядя, вероятно, не мог простить племяннице, что она перешла в иудаизм, и решил «спасти» хотя бы ее дочь.
Ариадна попросила Манделя повлиять на Бетти. Но от его философии вышло только хуже. Тогда она бросилась к Пинхасу Ройтману, который руководил молодежным движением и умел разговаривать с подростками. Сестра Бетти, Мириам, была у него в группе. Ройтман начал ходить с Бетти гулять каждый вечер. Он хорошо знал, какими аргументами пользуются католики, и разбивал их один за другим. Так продолжалось целый месяц. В конце концов Бетти вняла его доводам. Ариадна же со своей стороны начала понемногу привлекать ее к борьбе ЕА, потому что, несмотря на юный возраст и малый рост, смышленая Бетти была отчаянно смелой девочкой.
Одной из самых трудных задач была переправка за границу еврейских детей, чьих родителей депортировали в лагеря.
Ариадна сопровождала группу детей иногда одна, иногда с Жизель Романо. В группу входило до тридцати детей от семи до двенадцати лет. До швейцарской или испанской границы детей везли поездом, рассаживая по разным купе, а их багаж складывали в один огромный кофр (сундук), где среди детской одежды нередко прятали пистолеты и автоматы. Для семилеток поездка на поезде была просто приключением, а кто постарше, помнил, что случилось с его родителями, и, подъезжая к знакомой станции, говорил Ариадне:
— Тетя Регина, посмотрите, вот тут моих маму и папу…
— Тссс… — обрывала его Ариадна и прижимала к себе.
Детям было велено разбегаться, чтобы не привлекать внимания, когда они выходят на перрон, издали следить за тетей Региной и, когда она начнет напевать условную песенку, быстро входить в вагон.
Однажды Ариадна и Жизель перевозили очередную группу детей. Выйдя из вагонов в Каркассонне, они увидели немцев с прожекторами. Часть детей, как и полагалось, рассыпалась по перрону в ожидании сигнала, а остальных Ариадна и Жизель взяли с собой в привокзальное бистро. Не успели они усесться и заказать воду, как за соседний столик сели двое немецких офицеров. Один посмотрел на детей и что-то сказал второму. Ариадна поняла, что говорят о них. Второй повернулся и, увидев Жизель, побледнел. Он узнал ее. Она — его. До войны они познакомились на курорте в Чехословакии. Он знал, что она — еврейка. Жизель сидела белая как мел. Она была уверена, что это — конец. Но немец отвернулся и сказал второму офицеру: «Нет».
Конечно, не всем так везло, и не все добирались до назначенного места. Члена ЕА Милу Расин арестовали на швейцарской границе, когда она сопровождала группу детей. Она погибла в концлагере Равенсбрюк.
Другого члена ЕА двадцатилетнюю Марианну Кон арестовали при подобных обстоятельствах, и, хотя у нее была возможность скрыться, она отказалась покинуть вверенных ей детей и погибла вместе с ними. После освобождения Франции их трупы нашли на угольном складе.
В Тулузе было арестовано еще несколько сопровождающих как раз в ту минуту, когда они садились с детьми на поезд, идущий к испанской границе.
Однажды Ариадна попала в переделку, когда вместе с двумя товарищами перевозила оружие. Они возвращались в Тулузу с тремя чемоданами. На промежуточной станции при таможенном досмотре рядом с французскими полицейскими стояли немецкие солдаты. Ариадна с товарищами решили переждать в кафе, пока немцы уйдут. Те вскоре ушли, и все трое стали в очередь на досмотр. Попытавшись поднять первый чемодан, полицейский от неожиданности вскрикнул:
— Ну и тяжесть! Что у вас там, коровьи туши?
— Да что вы! — улыбнулась Аридна. — Какие туши! Там автоматы!