Тридцать три несчастья
Шрифт:
— Ах да, конечно — Ревенко запахнула халат и отступила на шаг назад. — Проходите, вас следовало ожидать. Извините, я плохо себя чувствую, я не в форме…
— Я тоже, — улыбнулся следователь.
Они вошли в прихожую.
Клюквин почему-то разулся и застыл на месте, разглядывая Любовь Николаевну, статную блондинку с умопомрачительными синими глазами. Лицо ее было слегка одутловато, припухшие веки свидетельствовали о недосыпе, нечесаные пряди рассыпались по плечам. Но женщина была невероятно красива, Клюквин не мог этого не заметить и чуть-чуть
— Вот, пожалуйста, — Ревенко подала ему тапочки, затем собрала свои роскошные волосы и скрутила их на затылке. — Давайте в кухню, у меня кругом бардак. Кофе? Чаю? Может быть, виски?
— Чаю накачаю, кохую нагрохаю… — устало улыбнулся Клюквин.
— Что-что? Не поняла…
— Любовь Николаевна, это шутка, — успокоил он ее. — Если можно, чаю, пожалуйста, и без сахара.
— Да, конечно. Присаживайтесь. Я сейчас все сделаю… Не обращайте внимания, я немного не в себе.
Клюквин уселся за стол и как-то сразу вписался в интерьер уютной ревенковской кухни. Вся его могучая фигура, пухлые руки и добродушный взгляд тотчас же расположили к нему Любовь Николаевну.
— Александр Владимирович, вы поймите меня… Погибли две мои актрисы. Самые перспективные. Я очень нервничаю. Даже на работу не хожу. Сил нет.
— Любовь Николаевна! Я все понимаю, и именно поэтому я здесь. Я, наверное, не вовремя, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.
— Господи! Ну какие вопросы?.. Девочки погибли… За что? Почему? Ничего не понимаю. Бред какой-то!
— Вот это я и пытаюсь выяснить. — Клюквин сделал глоток чаю и аккуратно поставил чашку на блюдечко. — Давайте спокойно поговорим. Это ведь и в ваших интересах.
— Ну да, конечно, вы правы… Извините, можно я переоденусь? — смутилась Ревенко. — А то как-то неловко — вы в костюме, а я в халате…
Следователь согласно кивнул, и Любовь Николаевна удалилась в спальню. Она присела на постель, дотянулась до ополовиненной «Метаксы», немного выпила и крепко задумалась. Она, разумеется, готовилась к подобной встрече, но все произошло так внезапно и так некстати, что Любовь Николаевна совершенно растерялась и теперь пыталась припомнить заготовленные ответы. Услышав вежливое покашливание, она сообразила, что отсутствует уже неприлично долго, и вернулась в кухню.
Увидев все тот же голубой халат, Клюквин деликатно промолчал.
— Я готова. Пожалуйста, спрашивайте. — Ревенко опустилась на стул напротив Клюквина.
— Любовь Николаевна, голубушка! Если вы плохо себя чувствуете, мы можем перенести нашу беседу на другой день.
— И тогда вы вызовете меня на Петровку? — сразу вскинулась Люба, обдав непрошеного гостя коньячным ароматом.
— Ну, зачем же так грубо… И к тому же не на Петровку вовсе, а пока в районную прокуратуру.
— А, это все равно, — махнула рукой Ревенко.
— Не скажите… Будьте добры, еще кипяточку, пожалуйста. Славный у вас чай.
— Не морочьте мне голову! Спрашивайте, — Люба подвинула к нему чайник.
— Ну, если вы настаиваете…
— Боже мой! Да что рассказывать? — Ревенко схватила со стола сигарету, Клюквин предупредительно поднес зажигалку. — Спасибо. Хорошая была девочка, добрая, открытая. Талантливая… Много работала. Даже не представляю, кто бы мог…
— А ваш инцидент? Вы, кажется, собирались вчинить ей иск?
«Катька, мерзавка, прокололась. Больше некому. Или уже успели в моем столе порыться. Ну да ладно, пусть. Это даже хорошо».
Ревенко открыла холодильник, достала бисквиты, поставила открытую коробку на стол.
— Ну и что? Да, собиралась. Девочка сглупила и должна была за это заплатить. Такие фортели у нас в агентстве не прощаются. Иск — это обычная процедура в подобных случаях.
— Да, я наслышан, — как бы между прочим сказал Клюквин, но Ревенко поняла намек.
— А вы что же думаете, я позволю им пустить меня по миру и подорвать репутацию фирмы? — В ней проснулась начальница. Голос приобрел властные нотки, глаза заблестели. — Все до одного актеры, вступающие в агентство, подписывают стандартный договор, включающий пункт, запрещающий левые контракты. И Чикина не была исключением. Она прекрасно понимала, чем рискует. Тем более прецеденты уже были.
— Я в курсе. Вихрович, Богачева, Мокеенко, Былицкий…
— Ну, послушайте, какое отношение все это имеет к делу? А что касается Лизы… — Ревенко на секунду задумалась, как бы не решаясь продолжить. — Я ее пожалела… Я передумала.
— И поэтому вы вернули Бельчикова с полдороги? — невозмутимо спросил Клюквин.
— Что такое? Какого Бельчикова? Кто это? — учуяв подвох, Ревенко испугалась.
— Это ваш водитель, Бельчиков Игорь Валерьянович. Он показал, что по вашей просьбе в день убийства поехал за Чикиной, но с полпути вернулся, следуя вашему указанию.
— Господи боже мой! Да я знать не знаю его фамилии! Он работает всего ничего… — Ревенко вышла из-за стола и через полминуты откровенно вернулась с бутылкой.
— Хотите?
— Я, знаете ли, на службе.
— Ну и зря. А я выпью.
Она налила себе полную рюмку и залпом осушила ее. Коньяк обжег гортань, Любаня закашлялась, справляясь с рвотными позывами, но Клюквин успел запихнуть ей в рот обсыпанный сахаром ломтик лимона. Все обошлось. Она успокоилась и присела рядом со следователем.
— Извините. Да, он вернулся. И это правда — я отправила его к Лизе, чтобы он привез ее ко мне. Понимаете, я пожалела ее…
— Почему, если не секрет?
— Да какой там секрет… Просто в отличие от других не было в ней стервозности, такого, знаете, холодного расчета. По глупости вляпалась. Уж больно ей хотелось сниматься у Одноробовой. Спору нет, Татьяна Ивановна прекрасный режиссер, и роль была Лизина…
— Так в чем же дело?
— Это не входило в наши планы. На подходе совместный проект с французами, большой фильм, у Лизы была очень серьезная роль.