Тридцать три несчастья
Шрифт:
— Любовь Николаевна, вы меня с ума сведете. Я ведь с вами о двух убийствах разговариваю, а вы прямо как девчонка, честное слово. За дурака меня держите?
Ему вдруг стало жаль эту несчастную, в общем-то еще молодую и красивую женщину. Каждый ее жест, взгляд, саркастическая интонация обнаруживали такое одиночество и безмерную усталость, что у него защемило сердце. Он непроизвольно взял ее за руку. На Любаню накатила теплая волна, от такого простого человеческого участия ей захотелось зареветь в голос, но она только тихо сказала:
— Простите
— А теперь? — Клюквин не выпускал ее ладонь.
— Да не знаю я… Честно. Он ничего не сказал, просто исчез, и все. Позвонил вечером с работы, сказал, что едет домой, и не вернулся.
— А почему вы подумали, что он от вас ушел?
— У него был с Ольгой роман. Уже полгода. Ну, я и подумала…
— Но вы как-то пытались это прояснить? Найти его?
— Нет, — всхлипнула Ревенко. — Не стану я унижаться.
— Любовь Николаевна, но вы понимаете, что в свете последних событий ваш муж становится главным подозреваемым?
— Почему? — наивно спросила Люба.
— Рассудите сами. Николаева, по вашим словам, его любовница, убита. А он исчез. Ну, подумайте!
— Ах, да не знаю я ничего… — Любане мучительно захотелось все ему рассказать, свалить с себя этот груз, но она вовремя вспомнила о сыне и удержалась.
— Александр Владимирович, подождите… Вы думаете, что Лизу и Ольгу убил он?..
— Пока трудно сказать. У него с Чикиной были какие-то отношения?
— Ну, переспал пару раз…
— Пару раз?.. Пару раз?! И вы так спокойно об этом говорите? — Клюквин вскочил со стула и стал мерить шагами кухню, засунув руки в карманы брюк. — Да вы понимаете, что это значит?
Любаня с сожалением опустила ставшую вдруг холодной ладонь в карман.
— С кем еще из актрис у вашего мужа были интимные отношения? Отвечайте!
— Что вы на меня орете?! — возмутилась Ревенко. — Да, Кирилл бабник, но он не убийца. Кишка тонка. Переспать — пожалуйста, но убить… Вы что же думаете, если он переспал с половиной девок в агентстве, то к утру наши ряды поредеют и он всех их выкосит? Да, он трус, подлец, подонок. Но не маньяк! Это не он! У каждой из этих проституток куча любовников, вот там и шерстите.
Клюквин резко затормозил, опрокинув табуретку, решил что-то ответить, но передумал и направился к входной двери.
Любаня поняла, что он обиделся, и ей стало стыдно.
— Александр Владимирович! Подождите, — окликнула она его.
— Слушаю вас, Любовь Николаевна, — сухо ответил следователь.
— Погодите. Не сердитесь. — Ревенко подошла к нему почти вплотную. — Пожалуйста, найдите его. Я вам хорошо заплачу. Только найдите.
— Кого? Мужа или сына? — Клюквин прямо посмотрел ей в глаза.
«Сына! Сына! Сына!» — готов был вырваться из груди крик, но Любаня неимоверным усилием воли взяла себя в руки и тихо сказала, опустив взгляд:
— Мужа.
— За то, чтобы я нашел вашего мужа, мне зарплату платят. — Клюквин
— Подождите, — Любаня схватила его за руку, втащила в квартиру и захлопнула дверь.
Она молчала, подбирая слова.
— Да говорите же, черт вас возьми! Что еще вы «забыли» мне сообщить?
— Тапочки… — вдруг улыбнулась Любаня.
— Что? — не понял Клюквин.
— Вы забыли надеть ботинки, чуть в тапочках не ушли.
Клюквин посмотрел вниз, увидел плюшевые помпоны и покраснел.
— Простите.
Пока он переобувался, Любаня все-таки решилась дать ему одну «ниточку»:
— Езжайте в «Атлантиду». Поговорите с Димой Козновым. Это наш пресс-агент.
— А он при чем? — спросил Клюквин, завязывая шнурки.
Ему явно не хотелось уходить, но он не мог придумать предлога.
— Видите ли… Он сочиняет нашим актерам биографии, придумывает интервью, выпутывает из разных историй, ну и так далее. Вот он знает подноготную каждого. Если кто и может подробно рассказать об их связях, знакомствах, так это он.
— Спасибо. Дельный совет. Может, вы договоритесь с ним?
— Ни в коем случае.
— Да почему же? — удивился Клюквин.
— Он меня побаивается и, узнав, что это я вас направила, может о многом умолчать, дабы не испортить отношений со мной.
— Хорошо, Любовь Николаевна, спасибо, я понял. Это все, что вы хотели мне сказать? — Он еще раз пристально взглянул на нее.
— Все, — солгала Любаня.
Клюквин немного замялся и, словно спохватившись, протянул Ревенко визитку:
— Если что, сразу же звоните. И еще раз подумайте о том, что я вам сказал.
— Да, конечно. До свидания.
— Пожалуйста, берегите себя.
Дверь за Клюквиным захлопнулась.
Проводив Клюквина, Ревенко прошла в спальню, села перед трюмо, протерла лицо лосьоном и тщательно причесалась. Затем выдвинула нижний ящик и достала из него небольшую, искусно инкрустированную коробочку. В ней она хранила свои бриллианты. Высыпав содержимое на столик, она пилочкой для ногтей аккуратно подцепила красный бархат на дне шкатулки и извлекла из-под него маленькую визитку. На ней не было ничего, кроме семи цифр.
За восемь лет она ни разу не воспользовалась этим телефоном. Она даже не была уверена, что этот номер еще существует. Но сейчас жизнь сына висела на волоске и помощи ей ждать было неоткуда. Она включила мобильный и без всякой надежды набрала номер. Ответили сразу.
— Мне нужен Давид.
— Кто спрашивает?
— Это Люба… Любовь Ревенко.
— Вам перезвонят.
— Но мне можно только на сотовый. Запишите номер…
— Вам перезвонят.
Раздались гудки отбоя.
Телефон затренькал через пять минут. На том конце ее внимательно выслушали, кое-что уточнили и задали последний вопрос: