Трилогия о Мирьям(Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети)
Шрифт:
Солдат теперь указывал пальцем на Мирьям, туда, где у нее билось сердце, и девочка догадалась представиться:
— Мирьям.
— Значит, Ира. — И русский тоже почему-то обрадовался. Он отцепил от гимнастерки маленький блестящий значок и протянул его девочке.
— Возьми, возьми, это Ленин, — сказал он, делая ударение на имени, оно и в самом деле запомнилось Мирьям.
Было оно ясное и простое.
— Ленин, — на всякий случай повторил солдат.
Мирьям сделала вежливый книксен и приняла маленький красный значок.
— А
Мирьям зажала значок в ладони и бросилась прочь.
— До свидания! — крикнул ей вслед русский.
Она выбралась из сосняка на безлюдную дорогу и снова осмелилась запеть свою песенку, лишь немного переиначив слова:
А красных я увидела!Мирьям прыжками неслась навстречу ветру и поглядывала на громоздящиеся облака, которые, отсвечивая багрянцем, лавинами мчались со стороны Вышгорода к морю.
«И почему только эти взрослые боятся красных?» — удивлялась про себя Мирьям.
Вот так, вприскок, Мирьям дошла до домов, исполненная гордости, что хоть раз в жизни она оказалась смелее взрослых. А то все смеются над ней, стоит только заговорить о страшной черной змее.
«Кто же такой этот Ленин, которого носят на груди?» — томилась Мирьям в неведении.
Она решила, что обязательно спросит об этом отца, он обо всем понемногу знает.
Дверь открыла встревоженная мама.
— Где ты шлялась? — задала она свой извечный и обыденный вопрос, на который даже не стала ждать ответа.
Она сердито подтолкнула молчавшую дочку на кухню, где, понурив голову, сидел отец.
Мирьям уже совсем было открыла рот, чтобы спросить у отца о Ленине, но вдруг поняла, что для этого сейчас совсем не подходящее время. И тут же испугалась новой мысли, возникшей у нее в голове: представлялось вполне вероятным, что всякий, приколовший себе на грудь значок красных, так и будет считаться красным.
Мирьям собралась с духом, намереваясь сразу же внести во все ясность, но тут отец, сидевший с опущенной головой, вдруг произнес голосом, от которого стыла кровь:
— Вексель Эйпла опротестован…
Мирьям сидела в углу комнаты на корточках, ощупывала в кармане значок с изображением Ленина и мучилась желанием задать свой вопрос. Но взрослые говорили о более важных вещах — о деньгах. И девочке пришлось выжидать.
Зеленый свет настольной лампы напомнил девочке давешнюю долгую зиму, когда она лежала больной, и Мирьям дотронулась тыльной стороной ладони до лба. В этот момент отец снова виновато повторил свои странные слова:
— Вексель Эйпла опротестован…
Мама стояла между дверью и печью, держа руку на ручке двери, и, как казалось Мирьям, готова была каждую секунду бежать из гнетущего покоя комнаты, тишину
— Так, значит, остался без места? — спросила мамина мама.
— Можно считать, что так оно и есть, — с напускным безразличием ответил папа.
«Вот и конец счастью в нашей семье», — догадалась Мирьям, с трудом удерживая горечь, переходящую в слезы, — только сейчас загадочная фраза о векселе обрела для нее реальный образ.
— Неужто в самом деле у этих Эйплов нет состояния, чтобы погасить долг? — удивилась бабушка, постукивая ногтями по подлокотнику кресла.
Отец, словно школьник, остановился перед сидевшими в креслах матерью и тещей и ответил:
— Почему нет. Дом, магазин и еще кое-что…
— В чем же тогда дело? — теперь удивлялась уже теща.
Возле двери раздался вздох — мама наперед знала, что ответит муж.
— Все имущество записано на госпожу Эйпл, а у нее оформлен официальный развод с мужем.
— Так ведь они живут вместе! — резко вставила бабушка.
— Перед законом это значения не имеет, — коротко бросил папа.
Он стал снова нервно прохаживаться по тесной комнатке перед матерью и тещей, и Мирьям увидела в желтом круге света, падавшего сверху на пол, насколько поношены его полуботинки. Такие же убогие, как и ее собственные туфельки, те самые, которых должно было хватить на все летние и осенние воскресенья. Зато у бабушки поблескивали на ногах совершенно новые туфли, с лаковыми украшениями, туфли эти она носила даже в обычные будние вечера и заботы не знала. Да и маминой матери не нужно бояться зимы — ее коричневые туфли с пряжками еще не скоро начнут промокать. Что же до чулок, то тут, конечно, мамина мама оставалась в проигрыше — ее простые чулки не могли тягаться с теми, что на папиной маме, которые были из серого шелка.
«Все-таки бабушка — самая видная хозяйка», — решила про себя Мирьям.
— Опять моя дочка должна страдать из-за вашего сына! — шипела мамина мама, не оборачиваясь к бабушке.
«Начинается!» — с болью подумала Мирьям и сжалась в углу, сделалась совсем маленькой.
Отец отошел с середины комнаты к стене и, прислонившись к книжному шкафу, сунул в рот сигарету.
— Если бы у вашей дочери было что за душой, мы не сидели бы тут и не рассуждали.
— Моя дочь родила вашему сыну двух детей! — с гордостью заявила мамина мама.
Мирьям оторопела — такое нечасто случалось, чтобы их с Лоори втягивали в перебранку.
— Это любая баба может, — презрительно бросила бабушка.
Мама нажала на дверную ручку, но уйти не ушла.
— Ты чего здесь? — отец заметил съежившуюся в углу дочку.
— Я играю, — притворно веселым голосом ответила Мирьям и в подтверждение своих слов попыталась промурлыкать на свой склад Рийнину песенку.
— Не трогай ребенка, чего она понимает, — сказала бабушка отцу и махнула рукой в сторону Мирьям.