Трилогия о Мирьям(Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети)
Шрифт:
— Вексель Эйпла опротестовали.
«Если уж на то пошло, так самое большое горе должно быть позади, — думала Мирьям, притворяясь спящей, — второй раз пристав вряд ли придет! Да и мама ясно сказала этому приставу, предъявляя бумаги, что на нет и суда нет!»
С дрожью и отвращением вспоминала Мирьям того сухопарого человека, который заглядывал у них в квартире во все уголки и, казалось, вынюхивал своим заостренным носом ценные вещи. С чувством удовлетворения подумала Мирьям о своей предусмотрительности, о том, что она вовремя запрятала в землю свое богатство.
— Что же, мы с Лоори теперь должны спать на полу, так же, как дядя Рууди?
Пристав взглянул на нее поверх очков, и Мирьям с удовлетворением отметила, что она, пожалуй, может уже постоять за себя, как настоящий взрослый человек, потому что старик махнул рукой и кровать их описывать не стал.
Новых бед Мирьям было не предугадать, на душе у нее начала зреть надежда на лучшие времена, и она решительно открыла глаза.
На дворе крупными хлопьями падал мягкий снег.
В то утро Мирьям на радость матери тщательно вычистила зубы и даже вымыла шею. Старалась не огорчить, чтобы у матери не было причины накричать, — а с ней это в последнее время, к сожалению, частенько случалось. Тем более что на кухонном столе благоухали булочки, и мама улыбалась, словно снег на дворе был и для нее предзнаменованием радостного рождества.
Кто-то постучался.
Мирьям побежала открывать дверь. Улыбающийся почтальон пошаркал на циновке заснеженными ногами и подал отцу два конверта. Отец достал из кармана монетку и протянул ее письмоносцу. Надо, чтобы и почтальон порадовался рождественским праздникам!
Возбужденная Мирьям протянула руку, чтобы первой после отца прочесть рождественскую открытку, но ей подали только один конверт. Содержание другого письма отец изучал почему-то слишком долго, словно на маленьком листочке уместилось целое послание.
«Доброго рождества!» — по складам прочла Мирьям слова, написанные под еловой веткой. На обороте открытки значилось: «Желает Кузнецов».
Мирьям протянула открытку нетерпеливой Лоори, а сама выжидающе уставилась на отца.
Но он по-прежнему стоял неподвижно возле двери и все еще перечитывал свой листочек.
Молчание было столь долгим, что мама заглянула из кухни в переднюю и, предчувствуя недоброе, тревожно спросила:
— Ну, что там опять стряслось?
— Если я не уплачу до Нового года по векселю Эйпла, они грозятся посадить меня в долговую тюрьму.
Прежде чем Мирьям сообразила, о чем идет речь, мама уже бросилась в слезы.
А на улице шел великолепный рождественский снег.
Мирьям знала всего лишь одного человека, которого посадили в тюрьму. Это был известный забулдыга с улицы Ренибелла — Карли, который как-то пырнул ножом такого же лоботряса Юсся.
«Лоботрясу Карли было поделом, так ему и надо, — рассудила Мирьям, — он полез с ножом на другого, пускай бродягу, но все-таки человека. Но за что отца в тюрьму?»
Ей стало жутко при виде его восковой желтизны. Только матери она посмела сказать:
— Не плачь,
Так обычно мама говорила самой Мирьям, когда та со злости или обиды начинала хныкать.
Но сейчас дочкины слова не подействовали на маму, она еще сильнее разрыдалась.
Мирьям поняла, что ничем она тут помочь не может. Натянула на себя ворсистые рейтузы, пальто и завязала под подбородком тесемки своей светло-зеленой пушистой шапочки.
Никто не обратил даже внимания, когда она исчезла за дверью.
Уселась тут же на крылечке и принялась строить планы.
«Отца надо куда-нибудь спрятать, где его никто не найдет», — пришла она наконец к выводу, который потребовал от нее немалого напряжения.
Но куда спрятать?
Снегопад все усиливался.
Мирьям продолжала сидеть на крыльце, хотя Рийна Пилль уже несколько раз звала се к себе во двор лепить снежную бабу.
— У меня нет времени, — крикнула Мирьям, когда Рийнины приставания ей вконец надоели.
— А что ты делаешь? — удивилась Рийна. Она же видела своими глазами, что Мирьям сидела просто так и руки в варежках держала на коленях.
— Я думаю! — крикнула в ответ Мирьям.
— О чем? — не отставала Рийна.
— Не хватало еще, чтобы я это тебе докладывала, — пробормотала Мирьям, — все равно ты ничего не поймешь, только и хватает глупости, чтоб пищать над ухом.
Но Рийне было уже не до Мирьям. Госпожа Пилль сама вышла во двор и с хохотом принялась скатывать из липкого снега ком. Рийна визжала наперебой с матерью, и Мирьям в сердцах подумала:
«Будто нарочно развозятся, чтобы не дать человеку покоя».
Ну куда запрятать отца? Конечно, можно бы в лес, но там холодно. Где же найти верное место? Где оно, такое, которого никто не знает? В винном погребе? И ключ бы забросила… Нет, там крысы… Не пойдет… И вина там тоже очень много, еще напьется, забудется, затянет песню и выдаст себя. Нет, не годится.
Кто-то положил ей на плечо руку, и Мирьям вздрогнула.
Она подняла взгляд и увидела дядю Рууди, который улыбался, как обычно улыбаются в праздники люди.
— Что ты, снеговик, поделываешь тут?
— Не видишь разве — думаю, — расстроенно ответила Мирьям.
— Тебя так занесло, что макушки и той не видно, — оправдывался Рууди, отряхивая племянницу от снега.
— Ах, брось, — сказала Мирьям и с усилием поднялась на ноги. Тут она почувствовала, что зад у нее совсем застыл, и она принялась хлопать по нему руками, чтобы разогреться.
— Послушай, Мирьям, — начал дядя Рууди и насупил брови, как делал всегда, когда заводил серьезный и важный разговор.
Девочка приготовилась слушать. А вдруг дядя Рууди посоветует такое место, куда можно будет спрятать отца?
— Старуха сунула мне тут в карман горсть денег и велела съездить на кладбище, — продолжал Рууди. — Говорит, в сочельник на могилке у деда должны гореть свечи. Так как, поедем?
— Ну, ясно! — воскликнула Мирьям и подумала: разве может какая-то Рийнина снежная баба сравниться с такой дальней дорогой?