Трилогия о Мирьям(Маленькие люди. Колодезное зеркало. Старые дети)
Шрифт:
— Снова теперь из-за вас ночей не спи! — ворчала мамина мама.
«И почему это ей ночей не спать? — удивилась Мирьям. — Ведь это совсем не ее горе, это папино и мамино горе, и мое с Лоори тоже. Это наше семейное горе…» — думала Мирьям, глядя с досадой и неприязнью на бабушек, которые развалились в креслах.
— Ох, если бы ты женился в свое время на Диане Круньт, не было бы ни заботушки об этом пустячном векселе, ни тебе чего другого, — уставившись на сына, с упреком сказала бабушка.
«В жены отцу Диану Круньт?.. А мама? — На мгновение
Мирьям поднялась на ноги, уставилась во все глаза на бабушку — как она смеет?
С этого вечера Мирьям стала ненавидеть Диану Круньт, хотя, по совести, та ничего плохого ей никогда не сделала.
Ветер в то утро гонял по мерзлой земле редкие листья.
Бабушка оделила внучку срезками обоев, оставшимися после ремонта комнаты, в которой жил Латикас, и Мирьям, обмотав себя лентами так, чтобы сзади развевались длинные бумажные хвосты, наперегонки с ветром носилась по двору.
Остановившись на секунду посреди двора, Мирьям заметила Рийну Пилль, которая топталась за забором и с нескрываемой завистью смотрела на роскошное шуршащее одеяние Мирьям. Той стало жаль Рийны, которая ничего, кроме однообразной игры в куклы, не знала, и она оторвала у себя пригоршню перепутанных срезков.
Подняв высоко над головой предназначенные для Рийны бумажные полоски, Мирьям приблизилась к забору.
— А больше не будешь ябедой? — потребовала Мирьям.
Рийна, не отрывая глаз от развевающихся лент, благоговейно ответила:
— Не-ет…
Тогда Мирьям забралась на забор и закинула на соседский двор предназначенные для Рийны ленточки.
Возбужденная от радости Рийна тут же обмоталась бумажными полосками и бросилась бежать вокруг кустов сирени.
На душе у Мирьям потеплело, и она пустилась своей дорогой дальше, продолжая носиться по серому стылому двору.
— Рийна! Рийна! — услышала Мирьям голос госпожи Пилль.
Мирьям подбежала к забору, чтобы посмотреть.
Рийна тоже остановилась и нехотя подошла к окну, из которого свесилась ее мать.
— Не бегай так, вспотеешь, ветром прохватит и простудишься, — внушала она дочери.
Рийна, накручивая на палец бумажную полоску, виновато уставилась в землю.
Мирьям отошла от забора, теперь она уже презирала Рийну за то, что та не убежала от матери.
Перед обедом, когда у Мирьям выдалась минутка и она заскочила домой, то застала у себя бабушку, которая нетерпеливо стояла в передней, повесив ридикюль на руку. Отец тут же чистил щеткой пиджак и, как можно было предположить, собирался вместе с бабушкой в город.
Мама стояла возле кухонной двери, опершись о косяк, и тупо смотрела куда-то мимо бабушки и отца.
— И все же мой план самый стоящий, — произнесла бабушка, — запишем все ваши лучшие вещи на мое имя, а в договоре
— Если бы удалось этого старого Эйпла засадить в долговую тюрьму, — со злостью проговорила мама.
— Глупая, — устало заметил отец. — Ты же знаешь, что это не так просто. За его содержание в долговой тюрьме платить бы пришлось нам. Деньги! Деньги! — закончил он, как-то странно повышая голос.
Эту перепалку между сыном и невесткой бабушка пропустила мимо ушей.
— Все же мой план самый лучший. Подпишем договоры, и ничего, кроме старого хлама, приставу и не достанется!
Бабушка торжествующе засияла и, повернувшись к невестке, добавила:
— Одежку, что получше, тоже тащи ко мне в шкаф.
Мама покорно кивнула.
— Человек обязан знать все ходы и выходы, — продолжала нахваливать себя бабушка. — Вот, скажем, я в комнату, что была за Латикасом, новых жильцов сторговала. Будут в месяц платить на две кроны больше, чем платил этот старый бедолага.
— А у новых есть дети? — с интересом спросила Мирьям.
— Нет, — коротко ответила бабушка, — зато они артисты.
Хотя последнее слово бабушка произнесла с явным пренебрежением, она и тут не удержалась, чтобы не похвалиться:
— Все поприличнее народ, чем эта серость вокруг!
— Они в цирке артисты? — с жаром допытывалась Мирьям.
— Мужик на скрипке пилит в кабаке, а жена вроде бы поет. Кошек, собак и детей у них нет. Больше ничего не спрашивала.
Внучкины расспросы, видимо, надоели бабушке, потому что она вернулась к прежнему разговору:
— Как хорошо, Арнольд, что мы еще не переписали на тебя долю из отцова наследства, так и останутся они теперь с носом.
Бабушкина бьющая через край самоуверенность вызвала и на мамином потемневшем от горя лице что-то вроде тени улыбки.
«Ну и бабка у меня! — Мирьям все же не могла не восхищаться ею. — И откуда только она все знает и умеет?»
То же самое, наверное, переживал и отец, иначе бы он не пустился с такой резвостью вместе с бабушкой в город.
У Мирьям всегда был верный нюх на разные события. И на этот раз тоже: едва она успела с полчаса проторчать в воротах, как увидела телегу с пожитками, которая приближалась по улице Ренибелла.
Мирьям вытянула шею, чтобы увидеть самих артистов, но глаза от резкого ветра заслезились, да и на всей улице, кроме извозчика, шагавшего рядом с повозкой, ни одного человека не было, если не считать неприметную парочку, которая семенила поодаль.
Мирьям осталась терпеливо поджидать в воротах. Уж, наверно, артисты откуда-нибудь появятся, их, должно быть, издали узнаешь. Мирьям в своем воображении уже представляла их. Выглядели они такими же, как в одной из кинокартин, которую она ходила смотреть вместе с дедушкой. У артистки из-под накидки раздувается платье в оборку, на голове шляпа с развевающимися белыми перьями, у артиста — трость, цилиндр и белые перчатки.