Тринадцать жертв
Шрифт:
Попрощавшись с Хенбетестиром, Гленда подумала о том, что в этот храм ещё вернётся. А вдруг их дороги снова пересекутся именно здесь? Судьба любила странные случайности, находя их, очевидно, забавными.
Когда Гленда пролетела над храмом вновь, он уже был в таком печальном состоянии, что в одном месте даже обрушилась крыша. Кружа в вышине, Гленда не могла заметить знакомую фигуру, но почувствовала ауру духа. Она начала спускаться ниже, тревожась, не начал ли Хенбетестир снова исчезать? Ощущения настойчиво подводили к дыре в крыше, пролетев над которой Гленда заметила отблеск в чаше, которую держала статуя.
Она спустилась
— Знак! Небо всё же ответило на наши молитвы! — крикнул человек.
Только сейчас Гленда заметила, что храм хотя и выглядел заброшенным, но не пустовал. В нём было много склонившихся в молитве священников.
— Мы правильно сделали, выбрав храм Священной Птицы! — поддакнул другой.
Гленду повалили на пол. Кольцо людей начало сжиматься. Гленда трепетала, пытаясь вырваться из сети, покуда имела возможность. Покуда рядом не было людей, которым она могла бы навредить сопротивлением. Однако сеть оказалась слишком прочной, на неё не действовали чары.
— Теперь Великой Охоте точно быть! Да будет охота!
— Да будет охота! — хором отозвались остальные.
***
Гленда не сразу поняла, что снова может видеть. Взгляд полностью застилали слёзы, а в мыслях был хаос после увиденного сна. Это она. Это её появление и неосторожность начали охоту на магов. Это она была виновата во всём.
Глава 53: С двенадцатью последний свет отсюда же уйдёт
Пустота. Внутри и вокруг. Почему в такой момент рядом не было даже Мастера? Тело сотрясалось от рыданий и нервного, истеричного смеха. В груди болело и жгло от тяжкого осознания. Жутко и смешно, как много бед принёс хранитель надежды, как много жизней одной малой неосторожностью сгубила та, что старалась всегда нести свет. Просто в голове не укладывалось, в полной мере не поддавалось пониманию.
— Ха… — Гленда бессильно выдохнула, закрыв руками лицо.
И ведь, получается, это она привела странника в мир. Как ни посмотри, она виновата, что стала возможной встреча Ингрид и Хенбетестира, что появились хранители и проклятье. А сколько было вещей, о причастности к которым она не знает? Как много смертных приговоров подписали её перьями? Для ребёнка все эти мысли были слишком большим потрясением.
Когда закончились слёзы, и голова, пусть даже болела, прояснилась, Гленда смогла встать. Удивительно легко, будто не было всей той слабости, будто она пролежала только одну ночь, но подойдя к окну Гленда заметила, что на улице всё было белым бело от снега. Она помнила начало осени, но уже наступила зима.
В замке было тепло, но внутри отчего-то похолодело. Как она упустила столько времени? Что успело произойти? Одиннадцать часов Гленда помнила, будто это было прошлым вечером.
Гленда растерянно осмотрела комнату и обнаружила, что возле кровати стояла зачарованная статуэтка. Однако Мастер не позволял даже находиться с той в одной комнате после того, как усилил блок на осколке после семи часов, а Гленда рассказала о неудавшейся затее. Боялся, что это может снять блок, ведь когда-то именно статуэтка спровоцировала появление воспоминаний.
— И всё же она здесь… — пробормотала Гленда, осторожно касаясь «механизма», что выглядывал из разбитого яйца. — Но почему?
Конечно, ответа
До сих пор висел вопрос: почему и как именно они должны были снять проклятье? Ведь оно было очень сложным, искажённым. Проклятья — магия ведьм, о них почти не было книг. И как те, кто жизни не видели и тонкостей магии не знали, могли найти ответ? Это невозможно. Недостаточно быть «избранным», отмеченным каким-то предсказанием, чтобы волею чуда решить проблему, с которой не справились многие другие, обладающие похожими изначальными данными.
Всё в этой истории было наперекосяк. Добрые поступки тоже могут быть ошибочными, а злодея нельзя определить, когда его нет. Нет чёрного и белого, потому что эти части пытаются смешаться. Нет справедливости, есть только ответственность за собственные поступки. Любые. Побуждения не важны, только результат.
Гленда закончила писать и снова подошла к окну. От стекла тянуло холодом, а Гленду тянуло в белое от покрывающих его, насколько мог охватить взгляд, облаках небо. В жизни она всегда, даже если немного, побаивалась летать, но во сне от этого было так легко и приятно! Из-за того, как светло было на улице, на глазах снова выступили слёзы. Теперь уже они тихо скатывались по щекам, и Гленда пыталась убедить себя, что тут совсем не причём ком из страха и грусти.
С руки, что лежала на подоконнике, сорвалась золотая бабочка. Гленда думала, что создавала их по подобию тех, которых видела, но похоже, что это изначально её детища. Если прислушаться к себе, то можно понять, что у души всё ещё много сил, но тело слишком слабо, чтобы ими воспользоваться.
Бабочка залетела за спину, Гленда обернулась, желая узнать, на что среагировало золотое создание. Или на кого. Сзади стояла ведьма, но Гленда не знала, как на неё реагировать. Она догадывалась, что означает эта встреча с Ингрид, ведь больше хранителей не осталось. Что должен испытывать человек, стоя перед своим убийцей? Страх, панику, ненависть, если для неё найдётся место. Должен оцепенеть от ужаса или попытаться сбежать. Гленда слишком хорошо понимала, что во всём этом нет смысла.
— Ты наконец проснулась, малышка, — нарушила молчание Ингрид.
Она выглядела так, словно хотела подойти ближе, но не решалась. Это тоже не вписывалось в доступную для понимания картину мира. И поскольку всё уже было слишком странно и неправильно, первой подошла Гленда. Она обняла Ингрид, потому что в этот момент больше всего хотелось кого-то обнять, ощутить чужое тепло, чтобы прогнать это опустошающее одиночество.
— Сколько прошло времени? — спросила Гленда и зажмурилась, когда её бережно и ласково обняли в ответ.
Если не смотреть, то это ничем не отличалось от объятий Ирмелин. Такие же уютные, успокаивающие. А ведь Ингрид не перестала быть Ирмой, это всё была одна личность, которую знали под разными именами. Она, в отличие от Мастера, не становилась кем-то другим, теряя память и себя. Когда она была рядом как Ирмелин, не было ощущения, что доброе отношение, забота и желание со всеми поладить — фальшь. Только она часто выглядела чем-то опечаленной, но тогда казалось, что это связано с ролью жертвы, которая обязательно рано умрёт.