Тринадцать жертв
Шрифт:
Всё изменилось после первого дня в замке, куда их привёл зов Гленды. Брат, конечно, поначалу пытался остановить её, заставить одуматься, но в итоге пошёл вместе с ней, потому что надо быть дураком, чтобы отпустить младшую сестру одну. Они прибыли ближе к вечеру, Гленда познакомилась с такими же, как она, а также избавилась, наконец, от зова. С Осваллем ничего странного не происходило, все думали, что он просто человек и, скорее всего, отправится вскоре назад. Если бы.
Заглянув утром в комнату, Гленда сначала испугалась, увидев на кровати кого-то другого. Вроде бы и черты лица были похожими, но и глаза, и волосы были не того цвета, к тому же, на голове красовались рога.
Гленда рассказывала довольно долго, часто прерывалась, молча смотрела в потолок и рукавом утирала глаза. Она должна верить в брата до самого конца, она должна верить в каждого, кого занесло в замок и делиться этой верой. Чистой и светлой верой ребёнка. Но иногда так хотелось поделиться своими тревогами, которые обычно скрывала беззаботность.
Воображение услужливо подкинуло Камилле то, как бы себя чувствовала она, случись что-то подобное с Ирмелин. Быть забытой собственной сестрой, при том, что больше никого не осталось, а судьба занесла в жуткое место, ушатом ледяной воды обрушив на голову древнее проклятье… Увидеть вместо сестры абсолютно другую женщину: другой внешности, другого характера. Узнать, что Ирма не та, кем всегда казалась. Страшно. Словно одновременно не стало и части сестры, и части её самой, оставив две неровные тени, слабо напоминавшие о прошлом.
Желая хоть как-то утешить Гленду, но не понимая, что нужно делать, Камилла просто крепко обняла её. Младшая жительница замка столкнулась со всеми этими трудностями и не могла найти поддержку, опасаясь, что своею печалью и страхами сделает хуже другим. Хранители вынуждены постоянно бороться с тем, что внутри них, Гленда это понимала, потому и старалась не давать лишнего повода для беспокойства. Беспокойства из-за неё. Но ведь с людьми-жертвами иначе. Их разум принадлежит только им, значит, не страшно, если поделиться переживаниями с человеком?
Нужно было перевести тему, чтобы отвлечься. Камилла пыталась придумать, о чём бы заговорить, чтобы это не превратилось в пустой обмен слов из серии «а погода нынче…» Довольно кстати вспомнилась записка, которая была убрана в карман. Конечно, не самая оптимистичная и жизнеутверждающая тема, но хоть что-то.
— Кстати, мы сегодня рассматривали часы, ну, те, что Мейлир нашёл. Так вот, силой случайности мы смогли найти записку. Что-то странное, выжженное на дощечке…
Гленда тут же оживилась, с интересом заглянула Камилле в глаза, нетерпеливо теребя пальчиками подол платья. О часах она, естественно, знала и была заинтересована в их тайне не меньше многих.
Улыбнувшись, Камилла достала из кармана листок и протянула его хранительнице. К счастью, почерк Ками был более понятным, чем у автора записки, хотя местами и оставлял желать лучшего. Гленда тут же принялась читать строки, одними губами повторяя написанное и слабо качая головой.
— Там
— А на что она была похожа? Не на букву «и»?
— Эм… — Камилла замялась. Она вообще не смогла там букв различить толком. — Нет, наверное. А что с ней не так?
— Как нам удалось узнать, ведьму зовут Ингрид. Вот я и подумала, не могла ли она это оставить. Но раз нет… — Гленда пожала плечами. Да и, в целом, зачем ведьме заниматься такими глупостями, как написание стишков?
— Стоп. То есть вы знаете имя ведьмы? Но почему тогда никогда по имени её не называете?
— Просто, — она развела руками. — Вообще, у Мастеров настолько сильно отложилась в подсознании ненависть к ведьме, что они даже по имени звать её отказываются. По крайней мере, Эрл мне сказал что-то такое.
Камилла покачала головой. С одной стороны, нехорошо вечно называть кого-то по виду деятельности, происхождению или как-то в этом роде, это могло быть даже обидно. С другой стороны, не в данном случае надо об обидах думать. С третьей же, что вообще даёт знание имени ведьмы? Знать имя своего убийцы? Да, действительно, невероятно важная и необходимая вещь.
До ужина они говорили о разном, обсуждали что-то, делились догадками, но к теме прошлого более не возвращались. Остаток дня проходил спокойно, без лишнего шума, без происшествий. Довольно спокойной была и ночь, точнее, её начало.
Это было довольно необычно, но Камилла проснулась рано. Судя по всему, вряд ли сейчас было хотя бы четыре часа, но как бы она ни ворочалась, сон более не шёл. Её терзало странное необъяснимое беспокойство, а звуки в коридоре его только подпитывали. Вроде бы, всё было как обычно, но что-то настораживало, пробуждая порывы взять и выйти из комнаты, иногда слышался шум воды. В итоге, понимая, что уснуть снова не получится, Ками переоделась и устроилась у окна, ожидая, когда же появятся первые лучи солнца. Можно было, конечно, чем-нибудь себя занять, но никакое занятие не привлекало, ни на чём не удавалось сосредоточиться.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем небо посветлело, а с показавшимся солнцем за дверью стало тише. Кто-то пробежал мимо двери, снова зашумела вода. Подорвавшись с места, Камилла выскочила из комнаты и поспешила в сторону гостиной, из которой доносился шум. Похоже, действительно что-то стряслось, раз кто-то был на ногах в это время, а на полу можно было заметить тёмные пятна.
Оказавшись на пороге, она замерла. На диване сидел Мейлир, выглядевший непривычно неопрятным, будто его срочно оторвали от кровати, а его одежда была испачкана в крови. Рядом лежала Дикра, голова которой была устроена на коленях хранителя, рука и нога её были перебинтованы, и сейчас Мейлир занимался пораненным лицом. Щёки и лоб пересекали довольно глубокие царапины, а на скуле ярким пятном расцвёл синяк. На полу на коленях сидела Мейнир, которая либо что-то подавала, либо забирала. Пол тоже был заляпан кровью, хорошо заметной на светлом дереве.
Элеонора и Гленда успокаивали Сюзанну, уговаривали её присесть и не качаться около окна. Другие хранители тоже были здесь (конечно, они ведь могли не дожидаться рассвета), кроме Фрейи, которая, похоже, ходила менять воду. Вскоре в гостиную пришли Ирмелин и Эрланн.
Не зная, куда себя деть, Камилла прижалась к какой-то стенке, понимая, что ничем помочь не сможет. Она даже не понимала, что же произошло, хотя, казалось, некоторых это не сильно удивляло, пускай и беспокоило. Подошёл Лауге и с кривой усмешкой заметил, что в случившемся странного, по сути, мало.