Тринадцать
Шрифт:
— В каком смысле?
— Ну, парочки же наряжаются в парные костюмы. Ромео и Джульетта, Элизабет Беннет и Мистер Дарси, Тристан и Изольда, Клеопатра и Марк Антоний.
Хорошо, что она пояснила, а то я уже представила что-то вроде Тимона и Пумбы, Пинки и Брэйна, Чипа и Дэйла..
Итак, очевидно, что мы с Остином идем на бал вместе. Тут без вариантов. Выходные после вечеринки мы провели вдвоем: сидели в его книжной лавке, бродили по дождливым улочкам Манчестера, осматривали достопримечательности. В воскресенье он даже подарил мне букет цветов. Сказал, что пора бы уже это сделать, ведь это было нашим четвертым свиданием. И чем
Мне с ним так… хорошо.
Нет, «хорошо» — не то слово, которым можно описать происходящее со мной, когда Стоун рядом. То, что я чувствую, будучи с ним, подобно мощному водопаду, который полностью захлестывает тебя собой. Я никогда не ощущала рядом с кем-либо такого сильного чувства трепета и счастья… когда все вокруг словно останавливается. Я даже не задумывалась, что можно быть так сильно поглощенной эмоциями и так сильно наслаждаться этим. С Остином мне… идеально. Словно по-другому и быть не могло. Словно он был рядом всегда. Словно всегда были мы.
— Ау-у-у-у. Ты выпала из реальности? — окликает меня Кейт.
— Да, прости, я задумалась. Мы пока не обсуждали костюмы. Но уверена, твой братец придумает что-нибудь стоящее, — усмехаюсь я и тянусь к другому углу окна, чтобы растянуть гирлянду. Стремянка подо мной начинает шататься, и я, потеряв равновесие, лечу вниз, прямо в цепкие руки Остина, появившегося из ниоткуда.
Когда он ловит меня, то я инстинктивно обхватываю его за шею и прижимаюсь к нему ближе. Наши губы находятся так близко, что его горячее дыхание практически сливается воедино с моим. Пульс начинает стучать так громко, словно это включили одну из песен группы Rammstein, и она отдается басами у меня в висках. Сердце колотится так быстро, будто готовится к старту гоночный автомобиль. А дыхание вдруг становится таким частым, что трудно дышать.
— Я же сказал, что всегда буду рядом, Мышонок, — шепчет мне в губы Остин, и я вдруг забываю, где мы, что происходит вокруг, и даже, кто я. Спустя примерно пару сотен тысячелетий, когда я, наконец, снова могу говорить, шепчу в ответ:
— Можешь поставить меня на ноги.
Остин усмехается и послушно опускает мои ноги на паркет.
— Что я должен сделать, чтобы, наконец, услышать от тебя «спасибо»?
— Как насчет создания вакцины от рака или, хотя бы, телепорта?
Стоун запрокидывает голову и хрипло смеется, а затем, совершенно неожиданно, притягивает меня к себе и зарывается носом в моих волосах. Его ладони медленно поглаживают мою спину, и я прижимаюсь к его большой груди, наслаждаясь теплом его тела.
— Ты вкусно пахнешь, — едва слышно произносит он.
— Если ты не выпустишь меня из своих объятий сейчас же, то твой аромат полностью поглотит мой.
— А я вкусно пахну?
Да. Боже, да!
От него пахнет самым обычным шампунем с нотками сандала… вроде бы. Но пахнет вкусно именно сам Остин. Он пахнет… счастьем.
Господи.
У счастья нет запаха. Я сошла с ума?
Но если бы меня спросили, с чем у меня ассоциируется запах Остина Стоуна, то мой ответ был бы: с счастьем. Потому что именно это я ощущаю, когда нахожусь в его объятиях. Счастье.
Я слишком долго молчу, и он усмехается и отодвигается от меня. На его пухлых губах — милая улыбка, демонстрирующая ямочки на его щеках. Эти ямочки — как отдельный вид искусства. Сама
Господи.
— Кхм. Кхм, — раздается наигранный кашель Кейт, и я резко опускаю руку и делаю шаг назад от Остина. — Уединитесь, пожалуйста.
Я совсем забыла, что мы в колонном зале не одни. Сейчас здесь собрался оргкомитет, который вызвался помочь с подготовкой к балу весеннего равноденствия, во главе с той самой болтушкой Мэги. И все сейчас пялятся на нас. Неловко вышло.
Кейти предложила мне присоединиться к ним, и я, зачем-то, согласилась. В свое оправдание скажу, что моей соседке просто невозможно отказать, у нее на любое твое «нет» найдется примерно тысяча причин, чтобы ты в итоге сказала «да».
Большой колонный зал — сердце Университета Манчестера. Огромное пространство, наполненное яркими лучами света, попадающими сквозь множество арочных окон из цветного стекла, сейчас сияет множеством гирлянд, развешанных по периметру. Свисающие с высоких потолков, украшенных деревянными балками и маленькими круглыми окошками с цветной мозаикой, люстры создают иллюзию бесконечности. По центру зала, прямо на паркете из темного дуба, вырезан герб университета, взятый в круг. Выглядит и в самом деле так, словно я попала в какую-то магическую академию, и именно в этом кругу сейчас будет проходить сеанс экзорцизма.
— Мышонок, давай сбежим отсюда? — шепчет мне на ухо Остин.
На моих губах появляется нелепая улыбка, а с губ едва не срывается «давай», но у Кейти, оказывается, слишком хороший слух, и она отвечает за меня:
— Неа, даже не думай. Оливка не отвертится. Посмотри, сколько у нас работы! — Кейти жестом показывает Остину на масштабы украшений, лежащих на полу, которые нам нужно развесить в ближайшие два дня, так как уже совсем скоро пройдет бал.
— Привет, Остин, — произносит появившаяся рядом с нами Маргарет. — Не было возможности сказать тебе лично, но твоя голевая передача была выше всех похвал.
— Спасибо, но ты вроде уже говорила об этом, — сухо отвечает Стоун.
— Правда? — кладет руку на грудь Маргарет и смеется противным смехом.
Господи.
Маргарет влюблена в Остина, это очевидно. И ей ничего с ним не светит, это тоже очевидно. Но, видимо, очевидно всем кроме самой Мэги.
И я говорю это не потому, что ревную, а потому что за эту неделю я успела хорошо узнать своего фальшивого парня… хотя вряд ли наши отношения по-прежнему можно считать ненастоящими. По-моему, все куда более, чем по-настоящему.
Просто Маргарет явно не во вкусе Остина. Внешне она красива, ничего не скажешь: высокая брюнетка, с длинными ногами, небольшой грудью, узкой талией и в меру широкими бедрами. Но внутри нее — сплошное уродство. Думаю, она и секунду не проживет, если не будет сплетничать. Вампиры питаются кровью, Штриги[1] — детьми, Тумсу[2] — человеческой печенью, а Маргарет Фитцжеральд — сплетнями.
И, как я успела понять, Остин определенно не является фанатом перемывания косточек кому-либо. Он довольно немногословен, не любит говорить о ком-либо что-то плохое и уж точно не фанат мусолить то, о чем все треплются в стенах кампуса.