Тринадцатое дитя
Шрифт:
Меррик откашлялся, прочищая горло, и продолжил рассказ:
– Глупый охотник толкнул жену. «Конечно, мы тебя узнали, – воскликнул он. – Но мы не хотим тебя в крестные матери этому ребенку. Ты богиня Священного Первоначала, любви, света и красоты. Но твоя любовь принесла нам с женой лишь нищету. Двенадцать детишек за двенадцать лет, и еще один на подходе! Наш тринадцатый как-нибудь обойдется и без тебя».
Я зажгла еще три свечи и поставила их на стол. Пусть теплый радостный свет согревает густую тьму ночи.
Как сложилась бы моя жизнь, если бы папа принял предложение богини Священного Первоначала? Я представляла себя в Белом храме. В тонких развевающихся одеждах, искрящихся на свету. В
Одного взгляда на грязь под ногтями – она въелась в них намертво, как бы я ни старалась ее оттереть, – хватило, чтобы эта мечта развеялась в прах.
– Богиня Священного Первоначала ушла, и охотнику с женой удалось наконец уснуть, – продолжал Меррик. – Но тут… за окном прогремел гром!
Он хлопнул в ладоши, изображая громовой раскат.
– «Ну кто там еще?! – сердито воскликнула красавица жена. – Мы, между прочим, пытаемся спать». – «А мы пытаемся вам помочь», – ответил лукавый вкрадчивый голос. Из темноты выскользнула высокая тонкая фигура и замерла в круге света свечи. «Отдайте нам эту малышку, и мы сделаем так, что она вырастет женщиной, наделенной великим богатством и властью. Ее будет ждать удача во всем и…» – Бог замолчал. Жена нетерпеливо подалась вперед: «Удача во всем и что еще?»
Меррик мрачно усмехнулся, изображая поочередно героев истории. Он драматично вскинул руку ко лбу, изображая отчаяние.
– «Нет!» – воскликнул охотник. Потому что при всей своей глупости он узнал этого бога.
– Этих богов, – поправила я.
– Разделенные боги удивленно уставились на него, каждый своим глазом на общем лице. Когда же боги спросили, почему глупый охотник отказался от их предложения, два голоса вырвались одновременно из их горла. «Вы Разделенные боги, – ответил охотник. – Вы обещаете этому ребенку богатство, власть и удачу, но удача – ненадежная штука. Она может перемениться за долю секунды. – Он щелкнул пальцами. – Не на это ли намекает и ваше лицо, разделенное на столько долей? И что будет с нашим ребенком, если удача ему изменит?» Разделенные боги склонили голову – одну на двоих, – глядя на глупого охотника с настороженным любопытством. «Это твой окончательный ответ?» – спросили они, и в их голосе слились голоса многих богов. Охотник кивнул, не обращая внимания на то, что жена ударила его локтем в бок. Разделенные боги исчезли во вспышке молнии, оставив после себя лишь мрак и дух озорства. В ту ночь супруги больше не заснули. Они лежали в постели, тесно прижавшись друг к другу, и гадали, какие еще напасти их постигнут. А в глухой предрассветный час, когда ночь темнее всего, к ним пришел третий бог. – Меррик застенчиво улыбнулся, его острые зубы сверкнули в свете свечей. – Это был я.
Он умолк, оглядел кухню и испуганно всплеснул руками:
– Торт!
Он открыл банки с мукой и сахаром. Зачерпнул по горсти и того и другого и просеял сквозь пальцы на блюдо. Белые гранулы преображались во время падения, превращаясь в коржи, плотные, мягкие и золотисто-коричневые.
Меррик сдул с ладони последние крупинки сахара, и торт покрылся розовой глазурью, такой нежной и тонкой, что сквозь нее были видны все слои. Верхний слой заблестел сахарной позолотой. Прямо из воздуха Меррик достал ароматный бутон пиона, готовый вот-вот раскрыться, и положил на торт. Вокруг бутона вмиг возникли свечи, такие же розовые, как лепестки цветка.
Получилось изысканно, удивительно прекрасно и очень в духе Меррика.
– Ну как? –
От него пахло кардамоном и гвоздикой, ванилью и патокой, но за этими ароматами таились другие – темные и не такие приятные. Никакая смесь пряностей не могла заглушить этот запах: медь, железо и сладковатый душок чуть подгнившего мяса.
– Знаешь, я никогда не забуду, как увидел тебя в первый раз, годы назад. Ты была такой хрупкой и крошечной. Маленький сморщенный комочек. Я не знал, что делать, когда взял тебя на руки.
Моя улыбка дрогнула и погасла. Я знала, что сделал Меррик: вернул меня матери, бросился наутек и пропал на долгие годы. Но я ничего не сказала. Пусть крестный рассказывает эту сказку, как он ее помнит. Для него мой день рождения всегда был гораздо важнее, чем для меня самой.
– Я думал назвать тебя Радой, потому что твое появление отозвалось пронзительной радостью у меня в сердце. – Он наморщил лоб, пытаясь сдержать наплыв чувств. – Но потом ты открыла глаза, и я был сражен наповал. Глаза цвета лесного ореха [1] . Сколько в них было ума! Сколько глубины! – Меррик шумно вдохнул, словно все это время сдерживал дыхание. – Я горд и счастлив, что ты моя крестница, и благодарен судьбе, что праздную твой день рождения вместе с тобой.
1
Имя Хейзел (Hazel) означает «лесной орех». (Здесь и далее примечания переводчика.)
Я смотрела на крестного, и мое сердце сжималось от нежности. В его внешности нет ничего привлекательного, даже наоборот. И он точно не из тех богов, кому любящие родители охотно отдали бы свое дитя.
У Меррика нет носа, только впадина в форме перевернутого сердечка. Его острые скулы туго обтянуты черной блестящей кожей, что придает ему хмурый и грозный вид, даже когда ему радостно и хорошо. Он необычайно худой и рослый. В моем доме довольно высокая крыша, но Меррику все же приходится пригибаться, чтобы не задевать головой пучки трав и цветов, развешанных для сушки на балках под потолком. Плотная черная мантия не скрывает его жуткую худобу. Она странно топорщится на костлявых плечах и лопатках, и кажется, будто под ней скрываются крылья – жесткие, как у летучей мыши.
Да, любящие родители никогда не отдали бы Меррику свое дитя. Иное дело – мои родители. Мой крестный был страшен с виду, но меня никогда не пугало его лицо. Лицо великого и ужасного бога Устрашающего Конца. Бога, который меня любил. Который меня спас. Принял, вырастил и воспитал, в то время как мои родители только и думали, как бы поскорее избавиться от меня. Это было лицо моего спасения, пусть и незаслуженного, пусть и непрошеного.
Меррик поднял бокал:
– Я хочу выпить за этот день рождения и за все многочисленные дни рождения, которые грядут.
Наши бокалы звякнули, и я неловко улыбнулась, стараясь не думать о его словах. Все многочисленные дни рождения, которые грядут.
– Ну что ж, – сказал он, пожирая глазами розовый торт и не замечая моего смятения. Как всегда, не замечая. – Может, приступим к сладкому?
Глава 1
Восьмой день рождения
– ВОТ И ПРОЖИТ ЕЩЕ ОДИН ГОД, вот и прожит еще один год, – пели дети, собравшиеся за длинным столом. Их голоса становились все громче и наконец добрались до последнего куплета. – Ты стал на год старше, кричи «Ура!». Ты старался и сделал что мог.