Тринадцатое дитя
Шрифт:
И хотя я так ничего и не сказала, но, думаю, мама все поняла. Сначала она сидела рядом и гладила меня по голове, а потом мы пошли на кухню и начали делать сахарное печенье. Она не ругала меня, даже когда я разлила молоко: я просто очень торопилась, стараясь показать, что могу помочь. Все это время мама просто задумчиво смотрела на меня.
Через несколько недель я поняла, что постоянно ловлю на себе эти взгляды и совершенно не понимаю, что они значат. Прошел месяц после начала занятий. И вот однажды вечером, когда мы с Ланом сидели на чердаке и делали его домашнее задание, к нам поднялась Элли.
– Вот ты где, - сказала она, обращаясь ко мне.
– Тебя зовут в гостиную.
– Зачем?
– спросила я.
– Не знаю, но тебе лучше сейчас же спуститься. Дядя Эрн привел полицейского, а папа вне себя от гнева.
Я съежилась от страха.
– Я ничего не сделала!
– вырвалось у меня.
– Тогда тебе нечего бояться, - отозвалась Элли, имитируя самодовольные нотки нашего старшего брата Хью.
Я медленно поднялась на ноги, когда Лан, внимательно взглянув на меня, сузил глаза.
– Я с тобой, - вдруг сказал он.
– Не бойся, все будет в порядке.
Элли склонила голову набок и некоторое время изучала Лана с задумчивым выражением лица.
– Я не уверена, что ты им нужен.
– Я все равно пойду, - возразил Лан.
Мы вместе зашли в гостиную. Все это время я крепко сжимала руку Лана. Мама сидела в кресле с прямой спинкой и резными ручками, а папа стоял у окна, засунув руки в карманы. Дядя Эрн стоял прямо за дверью рядом с человеком в сине-золотой униформе полицейского, который явно чувствовал себя неловко.
– Вот она!
– выкрикнул дядя Эрн, тыча пальцем прямо в меня.
– Вот это и есть тот ребенок. Офицер, делайте то, для чего вы пришли.
– И что же это?
– тихо спросил папа. Он всегда говорил таким тоном, когда хотел отругать кого-то из старших, но не был уверен, что ему известны все факты.
– Я все еще хочу услышать от тебя, что произошло. И пока я не буду иметь четкого ответа, никто ничего не будет делать.
– Ты!
– Дядя Эрн посмотрел на папу так, словно хотел его уничтожить взглядом. Папа лишь улыбнулся, явно не собираясь уступать.
– Это все из-за тебя! Ты позволил ей жить, несмотря на все беды, которые она навлечет на всех нас. Может, могущество седьмого сына и защитит тебя, но как быть всем остальным? И теперь...
– Прошу прощения, сэр, - вмешался полицейский.
– Я правильно понимаю, что это та самая юная леди, против которой вы выдвинули жалобу?
Он дружелюбно кивнул, взглянув на меня, и мне стало немного легче.
– Да!
– прорычал дядя Эрн.
– Она тринадцатый ребенок и ведьма! Она наслала проклятие на мой дом!
– Сомневаюсь в этом, сэр, - вежливо сказал полицейский.
– Да ей ведь не больше пяти. Девочка слишком мала даже для природной магии.
– Вы обязаны выполнять закон, - возразил дядя Эрн.
– Не имеет значения, сомневаетесь вы в чем-то или нет. А закон...
– ...применяется к лицам в возрасте десяти лет и старше. Суд установил, что они становятся работоспособными только с этого возраста.
– Полицейский подмигнул мне, и я широко открыла рот от удивления.
– Впрочем, вы можете выдвинуть жалобу
– Это возмутительно!
– выкрикнул дядя Эрн.
Полицейский остался невозмутимым.
– Это закон, сэр, - только и сказал он.
– Если бы вы все объяснили раньше, мы бы не потратили столько времени. Я прекрасно осознаю свои обязанности, и мне здесь больше делать нечего. На этом все. Доброго вечера, мэм, сэр.
– Полицейский приподнял шляпу перед мамой и папой, а потом кивнул нам с Ланом:
– Юный сэр, юная госпожа. Прошу прощения за то, что я вас прервал.
– С этими словами он развернулся и вышел из дома. Дядя Эрн стоял, брызгая слюной, не в силах сказать что-то более-менее связное.
– Кажется, этот случай не затрагивает закон, - заметил папа.
– Может, мы теперь обсудим это здесь, в семейном кругу? Что там с проклятием?
– Она наслала проклятие на мой дом, - повторил дядя Эрн.
– Моя дочь Марна увидела ее возле нашего дома этим утром: она что-то делала с веревкой и перьями. Она убежала, но Марна нашла вот это.
– И дядя Эрн с торжествующим видом поднял вверх кулак, в котором была зажата розовая ленточка.
Меня охватило отчаяние. Эту ленточку мне подарил Лан на день рождения, и с тех пор я никогда ее не снимала. Все знали, что эта вещь принадлежит мне, и теперь, что бы я ни говорила, никто мне не поверит.
– Вранье!
– вдруг выкрикнул Лан. Он так сильно сжал мою руку, что мне стало больно.
– Эфф играла в камешки, а Марна подошла к ней, забрала ленточку и убежала. Я видел это из окна.
Папа взглянул на меня и спросил:
– Это правда, Эфф?
Я кивнула, чувствуя прилив надежды. Тогда дядя Эрн шагнул ко мне и крикнул мне прямо в лицо:
– Лгунья! Она прирожденная ведьма и лгунья! Она оказывает пагубное влияние на твоего драгоценного седьмого сына! Она...
Вдруг я увидела перед собой складки темно-голубого платья. Только через мгновение я поняла, что это мама встала и заслонила нас от дяди Эрна. Казалось, он тоже удивился, потому что прервался на середине предложения.
– Достаточно, мистер Ротмер, - сказала она ледяным голосом. Я никогда не слышала, чтобы мама так говорила, даже в тот день, когда мы увидели, как человек стегает на улице перегруженную лошадь. Тогда мама была очень возмущена и устроила ему настоящую выволочку. Но сейчас все было совсем по-другому.
– Достаточно, - повторила она.
– Никто не будет называть моих детей лжецами в моем доме.
– Я... я...
– дядя Эрн запинался и не мог выговорить ни слова.
– Вы уже сказали свое слово, мистер Ротмер, - сказала мама так же холодно и спокойно.
– А теперь я скажу свое. Я уже давно наблюдаю за тем, как вы и ваша жена губите своих детей: сначала вы им разрешаете делать все, что им нравится, а потом они получают взбучку. Вы знаете, как я отношусь к такому методу воспитания, и я больше ничего об этом говорить не буду. Но если дело будет касаться моих детей, которых вы с Дженной пытаетесь испортить так же, как и своих, вы услышите много такого, что вам наверняка не понравится. Запомните только одно: это закончится сейчас.