Триумф Клементины
Шрифт:
Пойнтер ждал ее внизу в вестибюле с девочкой на коленях. Китаянка, как языческий идол, сидела поодаль.
— Вот, твоя новая тетя, — сказал Пойнтер, при приближении Клементины.
Ребенок соскользнул с его колен и серьезно посмотрел на нее.
У нее были темные волосы и прозрачная бледность детей востока; вообще, это было хрупкое, изящное создание. Клементина заметила, что у нее были открытые газельи глаза ее отца.
Ребенок протянул ей руку.
— Доброе утро, тетя, — сказала она странным мягким контральто.
Клементина
— Ты поцелуешь меня?
— Конечно.
Она протянула свои маленькие губки. Женщина не устояла. Она прижала ребенка к своей груди, целовала его и давала тысячи ласкательных названий. Когда этот порыв прошел так же внезапно, как и налетел, девочка сказала:
— Мне это нравится. Я хочу еще…
— Бог благословит тебя, дорогая. Я могу это делать целый день.
Одной рукой она придерживала ребенка, а другой — полезла в карман за платком. Найдя его, она шумно высморкалась и взглянула на Пойнтера, который улыбался на них своей серьезной улыбкой.
— Я уверена, что вы ничего не имеете против, если я сейчас безумствую, — заявила она.
— Я ничего не имею против этого.
ГЛАВА XVII
Все время в течение дня, свободное от печальных хлопот, сопровождающих смерть человека, Клементина отдавала девочке. Она изголодалась по любви и, как котенок, выпрашивала ласки. Понемногу на коленях у Клементины она рассказала свою историю. Ее звали Шейла, и она очень любила своего больного отца. Он был так болен, что она только один раз и видела его с тех пор, как они сошли с парохода. Это было вчера и она очень испугалась, потому что он сказал, что уходит к мамми. Ну, а мамми ушла на небо и людей, уходящих на небо, уже больше нельзя увидеть.
Клементина с тоской спросила у нее, помнит ли она, как мамми ушла на небо. О, да. Это было очень давно, когда она была маленькой… Дадди плакал, плакал, плакал… Она также будет плакать, если дадди уйдет на небо… Клементина решила лучше подождать и постепенно приучить ребенка к мысли о вечной разлуке, чем теперь сообщить печальную новость. Сердце ее разрывалось. Иногда Шейла возмущалась и требовала видеть отца; но она немедленно же успокаивалась и обещала быть послушной. У нее постоянно была в руке очень грязная белая плюшевая кошка, ее неразлучная спутница… Они жили в Шанхае, в большом доме, где было много слуг. Но ее отец распустил их, продал всю мебель, и они поехали навсегда, навсегда в Англию. Англия — это такое место, где много зеленых деревьев, травы, коров и цветов. Клементина знает Англию?
— Предположим, что дадди уйдет на небо, поедешь ты жить ко мне? — спросила Клементина.
Шейла серьезно ответила, что она пойдет лучше к ней, чем останется с На. Эта На — новая. Старая На осталась в Шанхае. Ее муж не позволил ей ехать в Англию. Только Клементина должна, как дадди, приласкать ее перед сном. На никогда ее не приласкает. Она наверное не умеет. Дадди, повторила она, как
— А ты не боишься, Шейла, что я не сумею тебя приласкать?
— О, вы… вы так ласковы, — прошептала Шейла.
Кто была ее мать? Клементина не имела никакого понятия. Хаммерслэй никогда не сообщал ей о своей женитьбе. Последний раз она видела его шесть лет тому назад. Ребенок был, приблизительно, лет пяти с половиной. Хаммерслэй, по-видимому, женился как раз перед отъездом из Англии. Он никому не сказал об этом ни слова. Но Вилль Хаммерслэй поступал так всю свою жизнь. Он принадлежал к тем людям, которые только дают, но сами ничего не требуют; он был поверенным всех, кто только его знал, а тайну радостей и печалей своей жизни скрывал за своими смеющимися глазами.
Одна из его тайн — изящная тайна, лежавшая на ее руках — появилась на свет, облеклась в плоть и кровь, и она с Квистусом отвечала за нее. Судьба свела здесь их жизни. Благодаря лежащему там холодному, застывшему человеку, комизм положения оказывался слишком трагичным, чтобы улыбаться. Она решила обратиться к Пойнтеру. Он поможет ей своим разумным советом и своим знанием людей, как помогал в хлопотах о погребении. Но Квистус! Он был такой же ребенок. Боясь, что Шейла чересчур расположится в его пользу, она все же описала ей в лучших красках нового дядю.
— Он ваш муж? — спросила Шейла.
— Боже избави, нет! — оскорбилась Клементина нелепым предположениям. — Почему это пришло тебе в голову, дитя?
Оказалось, что ее маленькая приятельница в Шанхае Дора Смит имела дядю и тетку, которые были мужем и женой. Она решила, что все дяди и тети между собой женаты.
— Как вы думаете, понравится ему мое платье? — спросила Шейла.
Клементина в первый раз за весь день расхохоталась над этим проявлением женского тщеславия.
— Как ты думаешь, а мое ему понравится?
Шейла критически посмотрела на грязноватую, скверно сшитую блузу и старую синюю юбку и покраснела. Она минуту помолчала.
— Он наверное скажет, что ему нравится, — уклончиво ответила она.
Клементина заметила лукавую искорку в глазах Пойнтера.
— Восточная дипломатия, — заметила она.
Он покачал головой.
— Вы ошибаетесь. Смотрите глубже.
Клементина спутала длинные волосы ребенка.
— Боюсь, что мне придется еще многому поучиться.
— В самой восхитительной школе на свете, — добавил Пойнтер.
Квистус вышел в четыре часа бледный и разбитый из своей комнаты и нашел Клементину в душной и темной библиотеке. Полчаса тому назад она уложила ребенка спать, приставила к ней плюшевую кошку и китайскую няньку, и села писать Томми письмо. По вине ли скверных перьев отеля или по своей художественной привычке, но лиловая полоса чернил уже тянулась по ее щеке. Она написала Томми: