Триумф Клементины
Шрифт:
«Я думаю, что вы хотите знать, что случилось. Я нашла своего бедного друга уже мертвым. По всей вероятности, Елисейские поля не кажутся ему такими прекрасными, как английские луга, по которым тосковала его душа. К моему удивлению, он оставил на попечение мое и вашего дяди — ребенка. Ваш дядя болен и сам нуждается в заботах. Совершенно себе не представляю, что будет со всеми вами, беспомощными цыплятами, пока я буду писать чьи-нибудь брюки… Когда-то я была художником, теперь я — наседка. Ваша Клементина». Она написала в том же духе Этте и, когда вышел Квистус, —
— Лучше?
— Благодарю вас. Мне ужасно стыдно, что я до сих пор спал.
— Великолепно, что вы спали, — возразила она. — Иначе вы бы слегли; вы были недалеки от этого.
— Могу я вам теперь помочь в печальных хлопотах, необходимых при данных обстоятельствах?
— Уже все сделано, — заявила Клементина. — Садитесь.
Квистус немедленно повиновался. У него был очень утомленный вид, как будто он только что встал после долгой болезни.
Он провел рукой по глазам:
— Насколько я помню, там был запечатанный конверт и ребенок. Мне кажется, теперь можно познакомиться с содержанием пакета?
— Вы в состоянии его прочесть? — спросила она, тоном смягчая резкость вопроса.
— Я хочу сделать это как можно скорее, — ответил он, улыбаясь.
Клементина вскрыла конверт и прочла вслух оба документа — и завещание, и письмо. Они в точности соответствовали тому, что сказал Пойнтер. Хаммерслэй поручал им свою девочку, как своим самым старым, самым любимым и верным друзьям. Он просил их быть ее родителями и защитниками, так как она была круглая сирота. Он оставлял ей небольшую, но солидную сумму, которая должна быть выдана ей при выходе замуж или по достижении двадцати пяти лет. Никакого упоминания о своей умершей жене, — ее личность оставалась тайной. Квистус тоже ничего не слыхал о его женитьбе, и не мог себе представить ни одной женщины, на которой он мог шесть лет тому назад жениться. Но шесть лет тому назад… Квистус закрыл лицо руками и вздрогнул. Неужели этот человек изменил даже жене обманутого друга?
Вдруг он вскочил с громким криком и отчаянной жестикуляцией.
— Я свободен! Я свободен! Я тонул в сыпучих песках! Я потерял чувство жизни. Я был в стране теней, где все движется, но все не реально. Человеческий мозг не может их воспринять. Они сделали меня безумным, безумным!!! — кричал он, стуча кулаками по голове. — А я теперь снова здоров, знаете ли вы, что можно быть до такой степени здоровым, что ваша душа страдает от этого здоровья? О, Боже!!…
Весь дрожа, он прошелся по комнате. Клементина с удивлением смотрела на него. Это был какой-то новый, незнакомый Квистус, человек, прошедший через страдание.
— Расскажите, что у вас на душе, — спокойно сказала она. — Это вас облегчит.
— Нет, — остановился он перед ней. — Никогда, даже в свой смертный час… Есть вещи, которые нужно хранить только про себя. Я жалею, что приехал сюда.
— Вы приехали сюда из жалости и до сих пор вы не раскаивались в этом.
— Я приехал сюда с ненавистью в сердце, я это говорил вам. Я приехал сюда из дьявольского побуждения. Только у его двери я ослабел и послал
— И вы простили его, — напомнила Клементина.
— Нет, я просил, чтобы Бог простил его.
Он повернулся и пошел. Клементина вскочила и последовала за ним.
— Что было между вами и Виллем Хаммерслэем?
В первый момент у него было побуждение рассказать ей все, — она смотрела так открыто и честно. Но он сейчас же спохватился. Откровенность была невозможна. Стыд той смерти покроет эту смерть. Он указал на лежавшие на столе документы.
— Он думал, что я никогда ничего не знал… ничего не знал…
— Сомневаюсь, — сказала Клементина.
Его осенила какая-то мысль. Его брови нахмурились. Глаза были печальны и ясны.
— Вы не имеете никакого понятия о случившемся?
— Видит Бог, никакого, — нетерпеливо перебила она его. — Неужели я бы стала тогда вас расспрашивать? Я хочу только помочь вам.
Он опустился в кресло и положил голову на руки.
— Я стал опытнее в последнее время, — сказал он. — Я научился никому не верить. Как могу я знать, что вы искренни, говоря, что хотите мне помочь?
Клементина сморщила лицо.
— Что это такое? Я, которая всегда была с вами в натянутых отношениях, протягиваю вам руку, говорю — обнимемся и будем друзьями в ту минуту, когда вы нуждаетесь в друзьях, и вы спрашиваете, искренна ли я? Боже милостивый! Видали ли вы, чтобы я была вежлива с людьми, с которыми не желаю иметь дела?
Клементина негодовала. Слабая тень улыбки пробежала по лицу Квистуса.
— Вы не всегда были вежливы со мной, Клементина. Эта перемена в обращении меня и удивляет. Timeo Danaos et dona ferentes [22] . Что значит…
22
Боюсь данайцев, дары приносящих ( лат.)
— Кажется, вы воображаете, что вы единственное лицо, знающее латинский язык, — фыркнула она и расхохоталась в своей резкой манере. — Не будем ссориться. Мы с вами приобрели ребенка. Я надеюсь, что вы это учтете. Если бы мы были ему настоящими отцом и матерью, мы могли бы безнаказанно ссориться. Но теперь ни в каком случае. Что нам делить?
Квистус глубоко и надолго задумался. Его натура восставала от возложенной на него обязанности. Если он ее примет, он до конца дней будет одурачен усопшим.
— Вы видели девочку? — спросил он наконец.
— Да. Провела с ней почти весь день.
— Она вам понравилась?
Клементина посмотрела на него с лукавым сожалением.
— Да, очень! — ответила она.
— Почему вам не взять ее себе? Я не желаю связывать себя исполнением желания Хаммерслэя. Я откажусь от опекунства.
Сердце Клементины бурно забилось. Иметь Шейлу только для себя без этого невозможного соопекуна!!.. Она вся взволновалась от сладкого чувства неизбытого материнства.