Триумф королевы, или Замуж за палача
Шрифт:
— Если к лету восстановятся регулы, обсудим возможность возвращения и зачатия наследников.
— Нет нужды откладывать, если это действительно то, что тебе нужно. Сегодня днем пришла первая кровь. Думаю еще месяц — и риск не выносить станет минимальным.
— Отчего не раньше? — насмешливо уточнил он.
— Потому что я тоже хочу выжить.
Больше месяца отсрочки до первых попыток зачать, возможно, неудачных. Еще несколько — прежде, чем беременность станет помехой для активной жизни. Для таких, как Сюзанна — это колоссальный срок, за который можно успеть перекроить мир. Нет, все-таки
Она отставила кубок, поднялась и подошла к его креслу. А потом неожиданно опустилась на колени.
— Что ты делаешь? — Штрогге изумленно наблюдал за супругой, но позволил ей взять его руку и приложить пальцы к своим вискам.
— Пытаюсь доказать, что не лгу. Ты знаешь, как это проверить. Я не буду сопротивляться.
Она сцепила зубы, напряглась всем телом, но не отстранилась. Штрогге едва не поддался искушению. Взять то, что отдают добровольно — что может быть легче? Войти в её сознание, переворошить мысли, вытягивая на поверхность скрытое, разобраться раз и навсегда, кто перед ним. Это займет совсем немного времени и не принесет боли. Магия, как и близость, требовала обоюдного согласия и вознаграждала за него, даря ни с чем не сравнимое ощущение восторга.
Вот только одно «но» заставило его удержаться.
— Что ты хочешь взамен?
— Помощи. И мести. Видишь, правда совсем не так сложна, как кажется.
Он отнял руку от её лица:
— Зачем?
— Чтобы не пугаться каждого шороха, — она повторила его же слова резко, словно ударила. — Не хочу, чтобы мою судьбу писали за меня, хочу быть свободной. Кому понять это желание, если не линаару? Мы похожи гораздо больше, чем кажется на первый взгляд.
Вот уж точно, не поспоришь: кожа покрыта шрамами, от слова «свобода» по телу бегут мурашки, будто от плотского вожделения, сердца подчинены не эмоциям, а разуму. И света в этих сердцах осталось не так уж много.
— Ты понимаешь, кому собралась мстить?
— Более чем.
— Тебе до них не дотянуться, — он качнул головой, будто взвешивал её слова.
— Самой — нет.
Будь он проклят, если это предложение не просто перемирия, а союза.
— Я в милости и у короля, и у канцлера. Мне доверяют, ну, насколько это вообще возможно, у меня есть деньги, дом, положение. Зачем мне рисковать и ввязываясь в борьбу с минимальным шансом на успех?
— Потому что кто-то пытался тебя убить, и это совершенно точно не я, — просто ответила она. — Потому что король, чьей милостью ты вроде бы дорожишь, выжег на тебе клеймо, и теперь ты умираешь. Потому что ты не похож на человека, верящего в сказочку о счастливой семье и детях.
— Это не ответ, — он насмешливо скривился.
— Но это факты, и они правдивее некуда, — она подалась вперед, словно настоящая чувственная супруга в поисках ласки. — Что вам нужно от меня, мэтр Штрогге? На самом деле. Скажите, и если это в моих силах — я дам вам это.
Сюзанна по прежнему сидела на полу, голубой атлас платья растекся вокруг сияющими волнами. Белое кружево охватывало тонкую шею, приподнималось на груди в такт неровному дыханию, волнение и вино заставили её глаза вспыхнуть, на щеках играл легкий румянец. Тонкая, мастерски выполненная фарфоровая статуэтка со стальной сердцевиной, а не женщина.
— Даже если мне нужна твоя кровь? Я линаар, Сюзанна. Единственное, что действительно представляет для меня ценность — это шанс избавиться от клейма и получить свободу. Даже ценой жизни.
Она сглотнула, ресницы дрогнули, на мгновение прикрыв глаза.
— Чьей именно: твоей или моей?
— Хороший вопрос, я понятия не имею.
— Тогда, как… — на её лице отразилось искреннее недоумение.
— А как ты собираешься мстить? — перебил он, откидываясь на спинку. Раны жгло так, что желание прервать разговор, послать всё к демонам и рухнуть в постель, почти перевесило любопытство. — И каковы шансы выжить в твоей затее?
— Думаю, почти нулевые, — легкое, почти небрежное пожатие плечами. — Надо быть полным дураком, чтобы не уничтожить меня при малейшем подозрении в измене. Я могу презирать дядю, могу ненавидеть канцлера, но называть их глупцами не стану.
— Тогда зачем начинать?
— Потому что не могу иначе.
Это прозвучало так обыденно и просто, что Штрогге осталось только согласиться. Бескомпромиссное упрямство, помноженное на уверенность молодости, и непоколебимая уверенность в праве рисковать всем и всеми, столь типичная для знати, действительно не оставляли другого выбора.
— Что ж, — он сжал пальцами подлокотник, стараясь побороть накатывающую слабость, — теперь, когда нам почти нечего скрывать друг от друга, скажи мне, Сюзанна Виктория Альгейра, урожденная герцогиня Гвейстер, женщина, открыто заявляющая, что готова уничтожить короля, служить которому — священный долг каждого жителя Лидора, мне действительно стоит тебе доверять?
Она вдохнула, чтобы ответить, но вдруг нахмурилась, будто что-то неожиданное сбило её с мысли и отвлекло:
— Мэтр, вы в порядке?
— Да.
Он солгал: мир кругом стремительно подергивался серой пеленой, кресло, стол, комната — все это покачивалось, словно засунутое в лодку рукой безумного великана. Нестерпимо хотелось пить, он протянул руку, чтобы взять бокал, но промахнулся и с ужасом понял, что теряет равновесие.
— Максимилиан, что происхо… Ох! — Она подхватила его, не дав опрокинуться лицом вниз, навалилась всем телом, возвращая обратно в кресло. — Боги! Это что, кровь?
Ошарашенно застыла, глядя на ладонь в алых разводах, которой только что коснулась его груди. На хорошеньком личике мелькнула паника, а потом — недоумение. Она быстро расстегнула черный сюртук, распустила шейный платок, распахнула рубашку, чтобы осмотреть повязку. Дышать сразу стало легче, в глазах слегка прояснилось.
— Похоже, рана открылась, — её голос дрогнул. — Бездна! Я думала…
— Что на мне заживает, как на собаке? — её растерянный вид отчего-то вызвал у Макса приступ нездорового веселья.
— И кровь… Она не жжется.
— О, прости: как на ядовитой собаке.
Она поперхнулась воздухом, закашлялась, помотала головой — сейчас не до вопросов и странностей — выпрямилась:
— Позову Жеони, пусть шлет за врачом.
— Нет, — он перехватил её руку в последний момент, не дав уйти. — Стой.