Трижды преданный
Шрифт:
– Привет!
Чувствовал, что надо сказать что-то еще, хотя бы из вежливости, спросить, как дела, и сматываться поскорее, но ничего поделать с собой не мог. Стоял, как вкопанный, и смотрел куда-то мимо Наташки, в сторону лотков с яблоками и апельсинами, что располагались напротив входа в магазин. И хоть понимал, что выглядит более чем глупо, но продолжал стоять молча, не было слов, да и откуда им взяться… Его снова толкнули, заодно обругав, умело и от души. Наташка улыбнулась через силу, потянулась взять его за рукав, но отдернула
– Давай отойдем, тут неудобно.
Она направилась к большому, во всю стену, окну магазина, поставила сумку на подоконник и размотала шарф. Сняла, накрутила на руки на манер муфты и уставилась на метель, что с прежним упорством хлестала снегом по стеклу, Олег стоял рядом и молчал, не зная, как начать разговор. Случись эта встреча пару лет назад, им обоим было бы, о чем поговорить, но не сейчас, когда все давно перегорело, и меньше всего Олегу хотелось ворошить те потухшие угли. Да и толку не будет, там лишь зола и пепел – это все, что осталось от его прошлого. О своем будущем надо думать, и Наташке там места нет. Но, с другой стороны, они друг другу не совсем чужие, много чего между ними было, это невеста его бывшая, поэтому нельзя просто так взять и уйти, неправильно это.
– Ты изменился, – услышал Олег и посмотрел на девушку. Она глядела в окно, где на стекле виднелись их нечеткие мутные отражения. В голову ничего, кроме банального «ты тоже», не шло, Олег пытался подобрать слова, когда Наташка повернулась к нему и сказала:
– Но я тебя сразу узнала. А ты меня нет, значит, я буду богатой.
Улыбка у нее вышла так себе, неубедительная и жалкая, смотреть на Наташку было неприятно. Олег отвел взгляд и проговорил:
– Почему же, узнал. Ты хорошо выглядишь.
Он безбожно кривил душой – выглядела она, мягко говоря, неважно, и уж точно не так, какой он привык ее видеть. Эта нелепая куртка, тяжелые ботинки, круги под глазами, неаккуратная прическа – она точно старалась казаться незаметной, не выделяться из толпы и привлекать к себе не больше внимания, чем мышь, прошмыгнувшая через кухню. Едва начавшийся разговор начинал тяготить его, будил тяжелые воспоминания, от которых с таким трудом избавился, и Олег решил, что надо уходить. Он обернулся, посмотрел в сторону торгового зала, потом – недвусмысленно – на часы.
– Торопишься, – произнесла Наташка, но с места не сдвинулась, по-прежнему смотрела в окно и говорила, обращаясь к своему отражению: – Знаю, видеть меня не хочешь, думаешь, что это я во всем виновата. Так и есть. – Она поежилась от сквозняка и запахнула куртку на груди. – Я тебя уже три дня тут жду. Видела неделю назад, когда ты сюда за продуктами приходил, но подойти не решилась. И новый твой адрес знаю, я к отцу твоему туда приходила, но он меня выгнал. Сказал, что я тебе жизнь сломала и могу катиться куда угодно. Я ушла, потом он умер.
От ее слов колыхнулась внутри и окрепла невесть откуда возникшая злость, Олег пока сдерживался, но чувствовал, что надолго его
– Мне плевать, – глухо проговорил он, – честное слово. Виновата – ответишь, я за свое уже ответил.
– И я ответила, – еле слышно произнесла Наташка. – Если еще больнее наказать меня хочешь, то не старайся. Я сполна получила, за все…
– Аборт ты зачем сделала? – Олег не мог заставить себя посмотреть на нее, злость душила его похлеще удавки, и он боялся сам себя, что не выдержит и ударит Наташку прямо здесь. Нет, ничего не закончилось, никто ничего не забыл, и прав Морок – с Наташкой придется поговорить, хотя бы для того, чтобы через очередную боль окончательно порвать с прошлым, забыть его раз и навсегда.
– Зачем, спрашиваю? – подался он вперед и глухо повторил: – Чем тебе ребенок помешал? Или ты меня так ненавидела, мстила типа? Что я тебе такого сделал, что?
Он на всякий случай убрал руки в карманы и наступал на Наташку, буквально загоняя ее в угол. Та отступала, тянула за собой по подоконнику сумку за длинные ручки и все смотрела в окно. Рот у нее перекосился, на щеках появились красные пятна. Мелькнула и пропала убогая жалостливая улыбка, Наташка справилась с собой и сказала очень тихо, так, что Олег едва расслышал:
– Это был не аборт. Ребенок умер во мне еще до того, как я попала в больницу. Я тоже могла умереть, но меня спасли, сделали операцию, но неудачно, и больше детей у меня не будет. Извини, что я помешала тебе, я пойду. Пока.
Она застегнула «молнию» до горла и принялась наматывать шарф. Руки у нее дрожали, сумка упала на пол, Олег поднял ее, подал девушке. Та потянула ее на себя, но Олег держал сумку за ручку.
– Почему он умер? – так же тихо спросил он, но Наташка лишь помотала головой и дернула сумку на себя. Потом еще раз, еще, пока не раздался короткий опасный треск, и одна ручка едва не оторвалась.
– Почему? – уже громче повторил Олег. – Я должен знать, имею право. Что ты с ним сделала?
На них обернулись сразу несколько человек: пожилая пара и полная тетка, что с озабоченным видом волокла к выходу две набитые дешевой едой сумки. Подозрительно посмотрела на Олега, на Наташку, обошла их и двинулась к выходу.
– Не кричи, – сказала Наташа, – или охрана вызовет полицию. Пойдем, поговорим в другом месте. И я не убегу.
Она забрала сумку, повесила ее на плечо и пошла впереди Олега вверх по лестнице. Второй этаж, третий, четвертый – там оказалась забегаловка с фастфудом и полукруглый зал с множеством столиков. Наташка села за самый дальний у колонны, подпиравшей потолок, Олег устроился напротив.