Трое из ларца и Змей Калиныч в придачу
Шрифт:
– Не ждать, не мешкать, не сумлеваться, – на ходу прокричал Митник. – Сразу вперед!
За несколько шагов до огня он вдруг резко осадил и остался где-то за спиной. А нам тормозить уже было поздно: мы с разбегу врезались в стену стихии.
Я бежал, прикрывая глаза рукой. Огонь оказался не сплошным, а состоящим из многих огненных существ, которые прыгали, скакали, танцевали вокруг, старались ухватить за руки, увлечь в свой хоровод.
– Побудь с нами, – звали одни. – У нас весело, славно. А девы какие!
– Иди к нам, – махали другие. – Славу вместе добудем, в веках помнить нас будут.
– Смотри,
– Не слушай их, – призывали еще одни. – Что злато – пыль. Власть – вот что в мире важнее всего. Мы дадим тебе власть над вселенной. Тебе будут поклоняться боги.
– Да отвалите вы! – крикнул я, чувствуя, что столь щедрые предложения накаляют температуру воздуха до невозможных пределов. Жаркое «по-богатырски» в собственных доспехах не желаете? Будет, если я немедленно что-то не предприму. – На фиг мне ваши прелести не нужны! Что власть, что деньги? Не то все, не за тем я сюда пришел. Изыди, сказал!
И знаете что? Огонь начал отступать. Огненные существа еще сделали, правда, несколько попыток, пока я не послал их открытым текстом. Едва с моих уст сорвались не совсем цензурные слова, Леля вдруг превратилась в водяной бич и начала хлестать во все стороны в такт взмаху моей руки. Огневики рванули, кто куда, оставляя после себя полосы дыма.
К идолу мы вышли одновременно, но, как оказалось, с трех сторон. Да что же это творится с пространством? Эй, Эйнштейн, есть какие-то мысли по этому поводу?
Я посмотрел на друзей, и меня заклинило на пару секунд. Парни пылали, и не просто пылали. Они были огнем, они дышали огнем, они носили языки пламени вместо доспехов и оружия, их следы на траве оставляли после себя пепел. Что это? Проделки огневиков? Или я дыма надышался, глюки поймал? Моя рука интуитивно прикрыла лицо. Ну, Леля, помогай.
Ага! Аж два раза!
Хотя, с другой стороны, водяная руна довольно экстравагантно смотрится в языках пламени, которым была порыта не только моя рука, но и я весь. Словно живая бирюза покоилась она на конечности. При этом всем мне было совершенно не жарко.
– Вы тоже это видите или пора психиатрам сдаваться? – спросил Вася.
– Боюсь, да, – подтвердил я.
– Что да?
– Вот Митник, гад, – вздохнул Заика. – Даже не предупредил. Как же мы теперь дальше-то жить будем? Меня в таком виде домой точно не пустят. А вас?
– Прекрати, Вовка, – попросил сержант. – Ищем руну.
– Скорей бы, – вздохнул я, обходя идола вокруг.
Это была статуя метра в четыре ростом, сделанная довольно грубо из камня. Если мне не изменяет память, их называли скифскими бабами, потому что стояли они в юго-восточных степях Украины, там, где некогда правили скифы и амазонки. Я, конечно, не специалист и не эстет, но в этой, довольно грубой, скульптуре была своя, завораживающая красота. Она пронизывала пространство вокруг себя неким энергетическим полем, заставляла видеть истинно женское начало в этом куске гранита, верить, что в нем зарождается, пульсирует новая жизнь. Не знаю, как парням, а мне вдруг захотелось припасть к выпяченному животу, в котором некий древний скульптор изобразил зачатье новой жизни, почувствовать, как толкается не рожденный пока ребенок, прикоснуться к огромной груди,
Вася вдруг приказал:
– Замри.
Я застыл, только теперь ощутив, что прижимаюсь к идолу всем телом, как ребенок к матери, одной рукой касаясь ее полной каменной груди.
– Заика, ты тоже это видишь? – спросил Паляныця, не отводя от меня глаз.
– Как свое отражение в зеркале, – подтвердил тот. – Только слабовато как-то получается. А ну, отойди.
Я оторвался от идола, отошел на несколько шагов. Вован тут же занял мое место. Огонь, покрывавший моего друга, вспыхнул сигнальным костром. Ну да, так и есть. Крада, в которую превратился Заика, сияла в ночи не хуже маяка. Более того, к Луне тянулся луч, исходящий от человека.
– Думаю, теперь моя очередь, – пришел к выводу Вася. – Все, Заикин, время вышло.
Едва они поменялись местами, как огонь, исходящий от нашего командира, взметнулся ввысь облаком, в котором легко было различить три фигуры в латах русских богатырей. Взметнулся, и погас, совсем погас, весь, словно и не было его в ночи.
Я посмотрел на свои руки. Обычные, не исходящие языками пламени, человеческие руки. Только рядом с Лелей огнем пылала новая руна.
– И совсем не больно, – констатировал Вася, поглаживая точно такую же на своем запястье.
– Я бы даже сказал: наоборот, согревает, – улыбнулся Заика.
Не знаю, чувствовали ли вы когда-либо облегчение от того, что ваши мысли поняты, приняты, а намерения, до того и так ясные, обозначились настолько четко, словно их прописали в сознание на клеточном уровне. Мне же казалось, словно у меня за спиной начинают расправляться невидимые крылья.
– Ну, отроки, справились вы с уроком отменно, – послышалось за спиной. Мы обернулись. Митник стоял в нескольких шагах от нас вместе с Горынычем, в его глазах то и дело вспыхивали странные алые угольки. В такие моменты он был похож на упыря. Не скажу, что это было страшно, но все же иногда холодок пробегал по спине. – Не медлите, уж рассвет скоро.
Я посмотрел невольно на небо. Казалось, с момента восхода прошло всего несколько минут, ну, максимум час, а Луна уже клонилась к горизонту, на котором вот-вот мелькнет первая искорка рассвета.
– Забирайтесь, – Горыныч подставил крыло. – Дальше лететь придется.
– Вот это тема! – оживился Заика. – Ноги-то не казенные.
– Крылья тоже, – огрызнулась правая голова.
– Будет тебе, Калиныч, – проворчал Вася. – Давай, крылатая пехота, занимай места на борту.
– Куда хоть летим? – спросил я, усаживаясь поудобнее.
– Митник что-то странное говаривал, – ответила средняя голова. – Типа скрозь время пойдем. Вы уж держитесь покрепче, не то даже не знаю, поймаю ли вас, ежели выпадете в полете. Готовы, что ли?
– Погоди, трехглавый, – спохватился Вася. – А как же он? Эй, Митник, тут места на всех хватит!
Только дед не обратил на слова Паляныци никакого внимания. Он постоял какое-то время перед бабой, как бы общался с ней безмолвно, а потом просто махнул рукой и взлетел. О как! Да так легко, свободно, словно закон притяжения не для него писан. Ньютон, наверное, в этот момент в гробу менуэт затанцевал.