Трое в одном доме не считая портвейна
Шрифт:
Еще мыслишка зашевелилась странная – есть в этой надписи скрытый смысл, намек какой-то. Опять по нервам дрожь прошла, как холодный ветер по мокрой коже… Но сверху уже спускался Беркшир радостно насвистывая для храбрости и предлагая отметить завершение очередного этапа работ – может даже в том замечательном буфете, где мы пили «Мадеру». Благо он сегодня немного при деньгах. Потом додумаю, решил я и мы пошли искать телефон, чтобы пригласить Поросьяна… Но прежде я незаметно для Беркшира быстро нацарапал чуть ниже надписи Бледа «Взаимно».
Надо сказать, что рыбный ресторан на Чистых прудах вместе с любимым нашим буфетом
– Я все-таки не понимаю, почему мы должны прерывать связь с компанией Шерифа! – Поросьян был предельно возмущен – только он установил контакт, как оказывается, что он никому не нужен и смысла в его дальнейшем развитии нет. Причем все нормально вяжется и ладится. Но некий Парецкий при поддержке некоего Беркшира вставляют палки в колеса и утверждают – для решения поставленной задачи данная компания интереса не представляет. И все! К сожалению, я не мог привести главный аргумент – слова Бледа, который точно определил и присутствие золота, и его расположение выше уровня земли. Так почему-то всегда и бывает в человеческой истории – ушедший далеко вперед вынужден стоять в ожидании замешкавшихся попутчиков, теряя темп и все преимущества своего героического рывка…
Пришлось прибегнуть к неким умозрительным рассуждениям: мол, в подземельях прятать не будут – слишком сложно и слишком заметно. Представьте себе почтенного господина (назовем его условно господин Икс), который, скользя на осклизлых ступенях и неумело бранясь, лезет в узкий зев люка: его белоснежная сорочка вымазана мерзкой зелено-коричневой жижей, безукоризненно завязанный галстук сбился на сторону, а пенсне уже давно жалобно звякнуло в бездонной тьме колодца… Картинка, прямо скажем, маловероятная!
А в том, что именно вышеупомянутый господин Икс являлся владельцем клада, никто из нас не сомневался, он вообще появился на свет, или правильнее говоря, вернулся из небытия в результате коллективного мыслительного процесса. Я сразу сказал, что если клад в Доме есть, то спрятал его один из жильцов, скорей всего накануне революционных событий, в крайнем случае, в самом их начале. Беркшир предположил, что это должен быть человек состоятельный, но не чрезмерно богатый – миллионщики в подобных домах не жили, да и ерундой такой не занимались. Эти все украденное у простого народа, выжатое с потом и кровью из угнетенного пролетариата заранее за границу вывезли для дальнейшей безбедной жизни и гнусной клеветы на советскую власть.
Ну а Поросьян, хотя и требовал продолжения подземных исследований, в оценке господина Икс полностью с нами соглашался. Даже развил некую психологическую теорию, посвященную кризису постигшему российских интеллигентов в канун революционных бурь – они приветствовали перемены, они поддерживали их, но являясь обладателями капитала и собственности, привыкшие к бытовому комфорту и определенной роскоши в то же время страшились грядущих событий… Откуда с неизбежностью следовало
Пить портвейн, да и другие крепкие напитки из пивной кружки это, скажу я вам, совершенно особенное ощущение. Ведь недаром люди придумали целую науку пития и сопутствующих ему ритуалов. Возьмем к примеру водку: я хоть и небольшой любитель этого напитка, но пробовал. Так вот ее положено пить из стопочки небольшой емкости – максимум грамм пятьдесят. Когда такую емкость опорожняешь по назначению, события развиваются следующим образом: обжигающая жидкость, иначе говоря «огненная вода», прямым ходом следует в пищевод, не травмируя полость рта и нежную кожу губ созданную для поцелуев.
А теперь возьмем пивную кружку и нальем туда искомые пятьдесят грамм – увиденное у нормального человека может вызвать только смех: огромный хрустальный сосуд, почти дворец, на дне которого смущенно плещется жидкость в таком мизерном количестве, что просто хочется сесть и заплакать. Значит приходится наливать сто грамм и более, а это уже перевод напитка – время летит в два раза быстрее, а удовольствие приобретает сомнительный характер гонки за лидером.
Именно так я и сказал товарищам, пока мы допивали пиво, взятое для разминки и в целях получения кружек. Беркшир в целом со мной согласился, но заметил, что есть в пивной кружке с водкой некоторая доля романтики, этакая веселая бесшабашность. Что-то от привала в дальнем походе, когда весело горит костер, тьма боязливо отползла к кустам, и сильные бородатые мужчины греют у разгорающегося огня тяжелые натруженные руки. А Поросьян сказал, что портвейн вообще надо пить или из горлышка, пустив бутылку по кругу – именно так создается в компании доверительная обстановка.
Наконец, портвейн занял свое место в еще хранивших хлопья пены кружках, пустая бутылка перекочевала в бездонный карман клеенчатого фартука, проходивший мимо уборщицы в благодарность не ставшую поднимать шум по поводу категорически запрещенного «приносить и распивать спиртные напитки». И мы, поерзав локтями по липкому столу в поисках удобного положения, продолжили беседу…
Поросьян не без гордости поведал нам, что несколько дней назад познакомился в метро с классной телкой. «Девушкой…» – поправил его Беркшир. «Да, девушкой, но как телка – просто класс!» – согласился Поросьян, – «Зовут Танькой». В процессе выяснилось, что работает она в библиотеке при какой-то серьезной научной организации, где академики по коридорам косяком ходят, более того именно в отделе старых и редких книг. То есть, возможно, отдел назывался как-то иначе, но, по сути, новая знакомая имела дело именно с такой литературой. Глаза Поросьяна загорелись, и он весь во власти воспоминаний плавно перешел из сферы можно сказать производственной в область более интимную.
Мы узнали в подробностях, какая замечательная у Таньки фигура и какая буйная у нее фантазия, не говоря уже о темпераменте. Это была не женщина, а настоящий ураган, особенно в руках великого любовника Поросьяна. В описании отдельных моментов рассказчик переходил на интимный полушепот и многозначительно чмокал. За соседними столами замолчали, глаза слышавших рассказ и без того уже мутные подернулись легкой зыбью давно утраченной мечты… А одно из лиц, почему-то показавшееся мне знакомым, так вообще приобрело такой задумчивый и мечтательный вид, что я немного испугался за его обладателя: в таком месте и в такое время нельзя принимать происходящее слишком близко к сердцу!