Трое в одном доме не считая портвейна
Шрифт:
Мы дошли до ближайшей лавки и сели, иначе все внимание Поросьяна уходило на поддержание равновесия, а нам хотелось подробного рассказа. С легким шуршанием, не слышным обычно за шумом дневной суеты, падали с деревьев листья – кто-то удивительно красиво сказал про это: «…сколько листьев, чтоб выжить, платят зиме деревья?…» Пахло сырой землей и прелью, ночной воздух был прохладен и чист, как вода лесного ручья, далекие фонари раздвигали локтями света вязкую толпу темноты… Мы были абсолютно одни в этом огромном спящем мире, не считая случайной темной фигуры такого же как мы полуночника нетвердой походкой проследовавшей в неопределенном направлении. И даже не слишком внятный рассказ Поросьяна не мог нарушить очарования этой ночи.
А
– Я для начала разобраться должен был, зачем они туда лезут. – Поросьян мутным взглядом посмотрел на нас. – Понимаете?
Мы с Беркширом на всякий случай кивнули, а то подумает, что мы совсем тупые, и рассказ продолжился: постепенно события приняли практически неуправляемый характер: часть следопытов глубин рассеялась, часть продолжила веселиться в меру сил и собранных денег. Дальше Поросьян несколько смешался и понес какую-то несвязную чушь про некого Рекса, оказавшегося полным и окончательным козлом и великого Шерифа правильно представляющего ход событий.
Мы с Беркширом понимающе переглянулись – было очевидно, что Поросьян достал одного из членов компании своими глубокомысленными рассуждениями и идиотскими вопросами, начался конфликт – с хватанием за одежду и всяческим рукоприкладством. И хотя Поросьян напрямую об этом не сказал (из чего мы, кстати, сделали вывод, что счет оказался не в его пользу), но глубокая свежая ссадина на подбородке рассказчика с неопровержимостью свидетельствовала о печальных итогах глубоких психологических изысканий. По мере развития событий в конфликт вмешался Шериф, как старший всех разнял и успокоил, предложив простой и эффективный способ решения всех вопросов – спуститься вниз, причем немедленно.
Только тут до нас с Беркширом дошло, что именно во внешнем виде Поросьяна с первых минут показалось странным, и это несмотря на темноту – одежда его была изрядно испачкана, на лице просматривались следы плохо стертой грязи, а обычно густая, чуть кудрявящаяся шевелюра слиплась и местами дыбилась. Все ясно – Поросьяну, задававшего слишком много вопросов «почему» да «зачем», решили помочь самому разобраться в интересующей его теме и спустили под землю. Судя по всему утром, уже сегодняшним утром, то есть в то самое время, когда Беркшир заподозрил неладное, а я мучимый жаждой вкалывал в институте.
Так вот в чем причина его долгого отсутствия и растрепанного вида! Впрочем, чувства высокой собственной значимости, я бы даже сказал величия, Поросьян не утратил. Более того, по мере развития событий в не слишком связном, но достаточно живом повествовании, его роль в происходящих событиях стал быстро расти, постепенно оттесняя на второй и третий планов прочих участников событий, в том числе и совсем не великого, а так себе Шерифа и безмерно тупого, но наглого Рекса. И уже не эти испуганные и растерявшиеся бездари, а он, именно он – Поросьян, прокладывает дорогу в неизведанное, умело обходя опасности и преодолевая трудности.
Судя по разрозненным техническим подробностям, изредка встречавшимся в рассказе, путешествие началось прямо в подвале заседаний – в темном углу оказалась массивная железная дверь, за ней коридор и колодец с вбитыми в стенку скобами. Нацепив на буйные головы оранжевые каски с шахтерскими фонариками, вся компания поперла вниз, отдавливая друг другу пальцы и нещадно ругаясь… К счастью, кто-то из этих, по словам Поросьяна, спелеологов—недоучек прицепил к последней скобе
Дальше было бессистемное брожение по узким извилистым коридорам и горячий спор о смысле жизни, тем более что помимо касок народ захватил с собой некоторое количество горючего. Постепенно, пересчитав лбами, к счастью, защищенным касками, изрядное количество протянутых во всех направлениях труб, споткнувшись о всевозможные препятствия и вляпавшись в грязь по полной программе, исследователи вышли в более широкий туннель, где остановились отдохнуть. Воздух здесь был посвежее и не такой сырой, да и неприятные запахи почти пропали. Санаторий, короче. Поросьяна еще удивило, что почти не ощущался холод, с которым он ожидал столкнуться под землей, но мы то поняли, что после принятого ими наверху это было вполне нормально…
В этом месте Поросьян сделал паузу и произнес свистящим шепотом примерно следующее:
– То, что я скажу вам дальше должно остаться строго между нами. Это слишком серьезная информация. Я затрудняюсь даже предположить, что может случиться, если она выйдет за пределы нашего круга. Ясно?
Мы дружно закивали – чего уж тут непонятного? А случилось вот что: где-то далеко, насколько именно далеко сказать трудно и из-за темноты, и потому что под землей в замкнутых пространствах нарушается привычная логика распространения звука раздались шаги. Это были абсолютно спокойные четкие шаги, шаги человека уверенно следующего по своему маршруту. Поросьян вначале решил, что это кто-то из отставших от компании догоняет, но почему без фонаря? На деле, судя по испуганно притихшим попутчикам, все оказалось гораздо страшнее – они сбились в кучу и, направив во все стороны фонари включенные на максимальную яркость, заняли круговую оборону.
Вопросы Поросьяна остались без ответа: не до него было – шаги то приближались, то удалялись, сея страх и хаос своей неотвратимой неопределенностью, и тем, что загадочный Некто передвигался в полной темноте. Он как будто играл с охваченными ужасом людьми – играл лениво и равнодушно, или просто не замечал их, не обращал внимания, как не замечаем мы паники разбегающихся от нашей грохочущей, сокрушительной поступи муравьев…
Уже наверху, когда дрожащими руками – аж горлышко по стаканом лязгало, была разлита заначенная кем-то на крайний случай и вовремя найденная бутылка водки, и горячая волна пробежала по жилам, отогревая тела и души, Шериф, взяв с Поросьяна самые строгие клятвы в полном молчании и неразглашении, поведал страшную тайну подземелий…
– Парецкий, помнишь того типа, который в твоем Доме из-под земли вроде как вылезал? – Поросьян так посерьезнел, что почти протрезвел. Я судорожно кивнул, уже почти зная, что именно сейчас услышу.
– Так вот, он действительно существует! А еще тебе очень повезло – мало кто выживает при встрече с ним… Возможно, он тебя просто не заметил.
Беркшир дрогнувшим голосом прошептал «кошмар» и боязливо оглянулся, а я прикусил язык – еще мгновенье и я бы нарушил слово данное Бледу и все рассказал. Это была бы еще большая глупость, чем отключка в середине разговора с ним, потому что как говорил забытый мной литературный герой: «если человека что-то и отделяет от бездны, так это его слово». Ведь нарушив данное слово, наносишь непоправимый ущерб в первую очередь себе – твой мир теряет форму, расползается как клякса по промокашке, а вместе с ним теряешь форму и сам. «Кто я?» – спрашиваешь ты себя, а в ответ невразумительное липкое чавканье… Впрочем, многие смотрят на все это гораздо проще.