Трое
Шрифт:
Андреа обнимала ее, прижимала к себе, словно хотела поделиться хотя бы частичкой своего тепла, отдать хоть немного своей энергии.
Мишонн со вздохом присела с другой стороны.
– Ты… поплачь, будет легче.
– Легче? Мне никогда не будет легче! После всего, что … Никогда! Поплакать и будет легче...
– Мишель сухо и остро взглянула на нее, с ненавистью выговаривая грубые злые слова, - что ты знаешь об этом? Что ТЫ можешь об этом знать? Что Вы можете?
Мишонн отшатнулась, как от удара, какое-то время молча смотрела на подругу.
– Да, - наконец тихо сказала она, - о том, что пережила ты, я ничего не знаю.
Она
– Я потеряла ребенка, - вдруг глухо раздалось из-под пальцев, судорожно сжимающихся, как будто их хозяйка пытается зажать себе рот руками, не дать прорваться словам, не впустить эту реальность.
Андреа , тихо ахнув, прижала ладони к щекам. Мишель отвернулась,глядя в стену перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом.
– Он… его звали… Он остался в саду, когда это началось. Я была на другом конце города, с клиентом. Я не сразу поняла, что случилось, была такая паника… - голос Мишонн звучал тихо и безжизненно, - не смогла добраться, везде пробки, я шла пешком, пряталась… Дошла только на следующий день. Когда начали расстреливать военные… Он вышел ко мне... Мой ангел, мой маленький мальчик… Он смотрел на меня этими белыми мутными глазами , тянул ручки… Знаете, я хотела, чтоб он… Я бы не сопротивлялась… Но тут опять начали стрелять… Его задело, пуля, прямо в лоб. Я видела, как он упал. Как подкосились ножки… Он так любил запрыгнуть на меня с разбега,смеясь, обхватить ножками за талию, повиснуть. Он меня часто так встречал , когда его из детского сада забирала. Я так и несла его к машине, на руках… Я даже не смогла его обнять в последний раз. Мой мальчик… Мой малыш… Он умер совсем один. Он и сейчас , наверно, лежит там…
Андреа, всхлипнув, порывисто обняла подругу , горько заплакала. Она никогда не слышала такого от Мишонн, не знала ее историю. И теперь переживала за нее, до боли в сердце.
Мишель выдохнула, нерешительно дотронулась до руки подруги.
– Прости меня, прости… Я… я не знаю, что сказать… Просто мне очень больно, я не знаю, как жить с этим, не знаю.
– Как все мы… - тихо ответила Мишонн, - как все. Ты знаешь, ты все еще можешь сказать, что мы тебя не понимаем, не знаем, через что тебе пришлось пройти, но ты не права. Мы знаем. Я знаю. И знаю, что нельзя закрываться. Я уже через это проходила. Когда я выбралась из Атланты, то мне, вобщем-то было все равно, куда идти, что делать… Я умерла там, возле детского сада. Я присоединилась к одной группе, мы пытались дойти до Форта Беннинг. Группа была не очень большая, постепенно мы теряли людей. Не знаю, как я осталась в живых, я совершенно не береглась, не думала ни о чем. Как-то раз двое мужчин из группы пришли ко мне ночью… Я сопротивлялась, кричала. Слышал весь лагерь. И никто, никто не помог. У всех были свои истории. Никто не хотел вмешиваться.
Мишонн взяла из рук Мишель стакан с водой, выпила.
– С тех пор я избегаю групп… людей. Нет никакого преимущества в количестве, потому что в итоге ты все равно остаешься один на один со своими проблемами. Никто никогда не поможет, никому нет до тебя дела... Они развлекались со мной всю ночь. Я уже даже не кричала, смысла не было. Ближе к утру они выдохлись, легли спать. Я достала нож и зарезала их, как свиней.Они не ожидали. Представляете, им в голову не приходило, что я могу быть опасна. Я жалею только, что быстро их убила. Не поигралась. Как они со мной.
Она помолчала, посмотрела на ошарашенных ее историей подруг,
– Потом я дождалась, когда они встали. И знаете, что сделала после?
– интригующим шепотом, с полуулыбкой, от которой бросало в дрожь, продолжила она, - я связала их, топором отрубила руки по локти, обухом повыбивала челюсти. Ну и члены отрезала.Хотя члены надо было резать, когда они еще могли чувствовать боль, но я не могла рисковать... Мне пришло в голову тогда, что если их лишить возможности оцарапать тебя и укусить, то они будут практически безобидны. А знаете, что делали другие члены группы? Ничего! Ничего они не делали! Смотрели! Смотрели, как я рублю руки, как режу члены. Смешно, правда? Ты удивлялась, Андреа, почему я не хочу идти к людям… Да потому что не осталось людей! Их нет! Одни мертвецы кругом. Я связала этих тварей цепями и повела за собой, как собак. Я только потом поняла, что , сама не зная, нашла рецепт выживания. Они отпугивали других тварей. Меня просто не замечали. Катану я нашла в одном оружейном магазине. Увлечение восточными единоборствами пригодилось. Когда я увидела тебя, Андреа, я не хотела подходить. Не знаю, зачем подошла. Но не жалею. Потому что вы, девочки, это теперь все, что у меня есть. Только благодаря вам я осознала, что в этом гребаном мертвом мире остались живые люди.
Она замолчала. Потом повернулась к Мишель.
– Не закрывайся. Я была совсем одна. Я думала, что сошла с ума. У тебя есть мы. Тебе повезло, малышка.
Мишель.
Мишель какое-то время просто сидела молча, потом порывисто выдохнула, обняла Мишонн, притянула другой рукой Андреа. На ее глазах впервые за последние дни блестели слезы.
– Девочки, спасибо вам! Спасибо вам! Если бы не вы… Простите меня. Простите! Я… я все равно не смогу заснуть, пойдемте поедим что-нибудь?
На кухне, за чаем с консервами подруги, стараясь отвлечься от пережитого, планировали, что делать дальше. Мишель, почувствовав зверский голод, накинулась на еду.
– Не ешь сразу много, может быть плохо, - озабоченно сказала Андреа, поглядывая на подругу.
– Пусть ест, - Мишонн посмотрела на Мишель, она уже пришла в себя после внезапной ужасающей исповеди, - ее ветром носит. Одни глаза остались.
– Как вы думаете, нас … ищут?
– внезапно дрогнув голосом на последнем слове, спросила Мишель.
– Пожалуй, это единственное, что можно утверждать со стопроцентной вероятностью, - задумчиво ответила Андреа.
– Филипп - очень мстительная тварь. А уж после того, что Мишонн... Что МЫ, - поправилась она, - сделали…
Мишель поежилась, отпивая чай. Вспоминать о событиях трехдневной давности было невыносимо. Она отгораживалась от этого, как могла. Она не хотела думать об этом. Но, как ни странно, после разговора с Мишонн, и правда стало легче. Возможно, потому, что ее потери были несоизмеримы с потерями подруги. Хотя , кто может сравнивать? Как тут сравнить?
Но принять то, что произошло, зная, что ее в самом деле понимают, становилось уже не такой нереальной вещью, как ранее.
Мишель,даже чуть улыбнувшись уже, поблагодарила за чай и легла обратно на диванчик. Покоя не было, мысль о том, что во сне она вновь будет переживать произошедшее, пугала до истерики. И Мишель , понимая, что когда-то это придется сделать, постаралась расслабиться. Расслабиться и вспомнить все. Вспомнить, чтоб отпустить, и оставить это в прошлом.
Все это уже прошло. Это уже не вернется никогда.