Трое
Шрифт:
– Да, чего ты испугалась? Он приходил, просил помочь в твоих поисках… ты знаешь, сколько ты уже здесь? Он тебя потерял… Я сказал, что ты ушла из города. Решила отправиться в свободное плавание. Смешно, но он поверил, представляешь? Чуть не расплакался у меня в кабинете. Но искать тебя не отправился, я проверил. Ты любишь его, девочка?
Мишель кивнула.
– Да? Ты знаешь, мне показалось, что он любит тебя, как бы это сказать...Недостаточно. Когда любят по-настоящему, не отпускают. И не перестают искать, никогда.
Мишель отвернулась, некстати вспомнив Диксонов.
– Ты сексуально кусаешь губы… - мерзкий бархатный голос раздался прямо над ухом. Тяжелое дыхание, внезапно грубые руки на груди. Господи, да что же делать? Как выбраться?
– Нет, нет, нет… не надо, пожалуйста, пожалуста, - Мишель все-таки не выдержала и заплакала. Она понимала, что спасения не будет, надежда, что удастся с ним договориться, истаяла, когда девушка ощутила, что ее раздевают, жестко зажимают грудь, больно кусают в шею, вцепляясь в волосы, оттягивая голову назад.
Внезапно Мишель поняла, что ее руки и ноги свободны. Наверно, насильнику мешали веревки, а , может, хотелось более острых ощущений, борьбы. Девушка затихла, позволяя стащить себя с кресла на пол.
Губернатор рвал на ней одежду, не церемонясь, стараясь добраться до трусиков. Мишель мимолетно порадовалась, что надела плотные, узкие штаны, которые не так -то легко разорвать и стащить. Девушка упиралась руками в грудь мужчины,понимая, что сопротивление смешно, но он, судя по всему, наслаждался ее бессмысленными попытками спастись, такая нелепая борьба за себя добавляла дополнительной остринки в ситуацию.
Мишель же косила взглядом на столик с инструментами, мечтая добраться до него, опрокинуть, хоть ногой задеть. Отбиваясь, она спиной продвигалась к намеченной цели, и наконец, сильно пнула железную тележку , уронив ее на бок. Инструменты разлетелись по комнате, из угла еще громче донесся возбужденный хрип девочки-ходячей. Она грызла прутья решетки, тянула руки, пытаясь добраться до вожделенной пищи.
Губернатор отвлекся от заламывания рук Мишель, мазнул взглядом по рассыпавшимся инструментам. К сожалению, тележка упала далеко, и девушка не могла ничего схватить оттуда.
– Я оценил, девочка, ты пожалеешь… - и только сейчас Мишель поняла, что до этого момента с ней мило игрались. Теперь игры кончились.
Она не кричала, зная, что это бессмысленно. Единственное, что она могла противопоставить жестокому насилию, это свое равнодушие. Как мантру, твердила она про себя : “Это не я, это просто мое тело, это не я, меня он взять не может, это просто тело…”.
Она закрыла глаза и отвернулась, стараясь отключиться, не реагировать на болезненные укусы, на дикое рычание, на вторящий ему голодный рык из клетки. Скорее всего, после одного монстра она попадет к другому. А потом сама станет монстром. И, может быть, если получится, доберется до этой твари.
Губернатор внезапно остановился, пару раз чувствительно шлепнул ее по щеке.
– Чего замерла, сучка? Отключилась что ли? Давай, просыпайся. Меня мертвые не заводят.
Мишель не отреагировала,
Ее еще несколько раз тряхнули, приложили затылком о пол.
– Сука!
А затем… Оставили в покое!
И пришла тишина.
Мишель решила, что она просто отключилась от шока. Мозг отказался воспринимать действительность, сознание улетело. И, может, это хорошо. Потому что она не хотела помнить, не хотела знать, что с ней делал Губернатор.
Сквозь гул в голове она слышала, ощущала, что он приходил еще. Может, даже не один раз. Вот только сознание каждый раз благословенно оставляло ее, лишь стоило почувствовать грубые руки на себе. А Губернатору, судя по всему, совсем не нравилось возиться с бесчувственной куклой. Он тряс ее, пытаясь привести в сознание, бил по лицу, обливал водой, но ничего не получалось, и мучитель уходил. А Мишель уплывала прочь из страшного подвала, уже осознавая, с некоторым облегчением, что совсем скоро умрет, и тогда освободится окончательно. Только бы не ощущать ничего больше.
Очнулась она в очередной раз от того, что ее опять куда-то тащили. Мишель приоткрыла глаза, увидела, что совсем близко клетка с Губернаторской дочкой, и вяло понадеялась, что ее наконец-то убьют.
Грязные ругательства над головой. Другой голос, не тошнотворно бархатистый, а грубый, злобный. Шершавые руки на теле. Другие, не Губернатора. Мишель без интереса открыла глаза. Лицо мужчины было знакомым. А имени его так и не вспомнила, вяло подумала она, пока грубые руки переворачивали на живот. Навалился, что-то шепчет. Что-то о том, что она сразу ему понравилась, что ей тоже сейчас понравится… Никаких эмоций это не вызвало. Она уже мертвая. А мертвым плевать, что делают с их телом.
Внезапно тяжесть чужого , отвратительно пахнущего тела исчезла. Грязно выругавшись, насильник поправил одежду и исчез. Мишель даже не заинтересовалась тем, почему он не взял ее, так было плевать.
И только подтянув колени к животу, обняв их, девушка поняла, что руки у нее свободны. Она неловко села, огляделась. Вот оно. То, что ей так необходимо, чтоб освободиться, наконец. Тележка с рассыпавшимися инструментами по-прежнему валялась на боку. Мишель добралась туда ползком. Ей надо совсем чуть-чуть, чтоб освободиться. Чтоб не ощущать больше на своей коже грязных рук. Не допустить того, окончательного ужаса, после которого все станет бессмысленным. И отомстить. Да, когда Губернатор вернется сюда в очередной раз, его будет ждать сюрприз.
Андреа.
Андреа знала, что никогда не забудет эту картину. Подвал, наполненный диким , ужасным смешением запахов: тлен и кровь. Она застыла, увидев клетку с ходячей. Мишель была права. А она до последнего не верила, никак не могла поверить, что мужчина, с которым она делила постель, на самом деле сумасшедший… Потом она обратила внимание на кровь. Крови было много, очень много, и женщина решила, что они опоздали. Она рванула внутрь, страшась увидеть в клетке тело Мишель, когда услышала тихий смех.