Троецарствие
Шрифт:
— Василий Григорьевич, — облегчённо выдохнул Шерефединов, узнав в командире отряда Грязнова. С думным дворянином они в последний год, если и не дружили, то приятельствовали, зачастую захаживая друг другу в гости; вспомнить за чаркой медовухи старину, посетовать на неблагодарность царя. — Ты как здесь?
— Да вот спешил тебе сообщить, — подъехал к нему бывший опричник, — что людишки Годунова в город вошли. Сейчас, поди, уже и в Кремль ворвались!
— Благодарствую, что вспомнил обо мне, — кивнул Грязному московский дворянин. — С таким отрядом нам будет легче из Москвы вырваться. Нужно через Замоскворечье уходить.
—
Неожиданно брошенный аркан, затянулся узлом на плечах, резко дёрнул, вырывая из седла. Шерефединов охнул, неловко упав на землю, дёрнулся было, попытавшись дотянутся до засопожника, но в следующий миг на него навалились, выламывая руки за спину. Завязавшаяся над головой схватка быстро стихла, сменивших всхлипами раненых.
— Никуда тебе, Андрейка, бежать не нужно. Ни к чему это, когда тебя сам государь видеть желает.
Глава 19
30 сентября 1608 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
К Болотникову я не пошёл. Ни к чему мне своё тесное знакомство с воровским воеводой афишировать. Мне как раз против этих воров русский люд поднимать предстоит.
Да и день впереди маячил непростой. Город нужно было окончательно под контроль взять, своих людей на ключевые посты расставить, с дворянством и оставшейся в Москве знатью, как-то договориться, к присяге опять же привести. Да много тут всего понамешано! И всё безотлагательно, всё пристального внимания требует. И хоть часть этого груза я на плечи своих воевод и бояр перекину, самому тоже как белка в колесе покрутиться придётся.
Так что терпел Иван Исаевич «местные неудобства» почти два года, ещё немного потерпит. Я, между прочем, итак, ему уже лишний год жизни подарил. Болотникова же ещё в прошлом октябре в Каргополе утопить должны были. Но только, в этот раз Каргополь уже давно под моей рукой находится. Вот и оставил Шуйский своего поверженного врага в Москве, а потом, видимо, не до него стало.
— Иван Иванович, — подозвал я своего дворецкого, выйдя из Благовещенской башни. — Распорядись от моего имени с Ивашки Болотникова кандалы снять и в строгости более не держать. А ещё лучше, пусть его в темницу, где князя держали, пересадят.
— Государева вора помиловать хочешь, Фёдор Борисович? — удивился, вышедший следом, Скопин-Шуйский.
— Так он не у меня, а у Васьки Шуйского воровал, — усмехнулся я. — А мне то только на пользу пошло. Пока вы тут с ним ратились, силу накопить успел. А я с его людишками только раз, под Нижним Новгородом столкнулся. Да и то, вор, что за царевича Петра себя выдавал, к тому времени Ивашку в Туле бросил и от собственного имени действовал. Но просто так я сего злыдня миловать не собираюсь. Ему, чтобы свои в злодеяния сполна искупить, много придётся потрудиться.
— Государь! Фёдор Иванович! — окликнули меня издалека.
Неподалёку топчется Грязной в окружении десятка спешившихся всадников, поглядывает неприязненно на перегородивших дорогу стрельцов и рынд.
— Василий Григорьевич! — растолкав охрану, подхожу к Грязнову, обнимаю, не дав упасть на колени. — Рад тебя видеть, боярин. Где запропал?
— Так ворога твоего, царь-батюшка ловили, — Грязной горделиво огляделся
Холопы Грязного расступились, вытолкнули вперёд связанного старика в кольчужной рубахе.
Да ну?! Я почувствовал как во мне поднимается волна злой радости густо замешанной на ненависти. Вот и довелось ещё раз свидеться. Дожил таки, старый убийца, до справедливого возмездия.
— Вот так гостинец! — благодарно кивнул я боярину. — Знатно ты мне, Василий Григорьевич услужил. Мало того, что Москвой поклонился, так ещё и с поимкой убийцы моей матушки расстарался. Тут и награда должна достойной быть. Прими, покуда, шубу с моего плеча, а я подумаю чем тебя по-настоящему отблагодарить. А этого до поры в железо оденьте, благо место после Ивашки освободится. Этакого злодея прилюдно на лобном месте казнит нужно! Ладно, поскакали во дворец, — вздохнул я, вскочив на коня. — Дел впереди много.
И понеслось. Больше полдня ушло на приём и принятие поздравлений с возвращением на престол. Впрочем, из представителей родовитых боярских семей, в Кремль так никто и не пришёл. Часть, те же Голицыны, Салтыковы, Романов, сбежала, переметнувшись к Тушинскому вору, другие, во главе с Мстиславским, затаились, чего-то выжидая.
Ладно. Мы с плеча рубить не будем. Крутицкий митрополит Пафнутий, хоть и был сторонником Шуйского с Гермогеном, оказался человеком разумным и против новой власти не пошёл. Вот и посмотрим, для начала, осмелятся ли бояре завтрашнюю присягу проигнорировать?
Ближе к полудню пришли с повинной стрельцы из Замоскворечья. Понятно, что бородачи от безысходности подчинились, но прессовать служивых людишек не стал, лишь приказав Кердыбе ввести в нижний город два полка.
После обеда, велел Ивану Годунову гнать очередных поздравителей (А вот нечего! Кому нужно было, с утра подсуетились. Я тут до ночи с каждым раскланиваться не собираюсь) и ушёл вместе с дьяком Иваном Семёновым в кабинет. В Новгород, как в прошлой истории, создатель «Временника» так и не уехал. Просто я этот город на пару месяцев раньше под свою руку взял и посылать туда кого-то для администрации Шуйского больше не имело смысла. Вот и застрял неуживчивый дьяк по прозвищу «Кол» в Москве, оставшись практически не у дел. И сегодня, среди прочих, пришёл к государю поклонится. Ну, мне то его характер до одного места; тут перед государем свой норов показывать не принято. Вот я и решил его к себе в секретари пристроить. Дело своё Семёнов хорошо знает, а я заодно за тем, как его труд пишется, присмотрю.
— В первую очередь, — заявил я, замершему передо мной дьяку. — Воззвание к народу напишешь. Дескать я, Фёдор Борисович Годунов, с Божьей милостью вернул себе отчий престол на Москве. Далее напишешь, что опалы на свой народ, за то, что в обман Гришки Отрепьева поверили и сему расстриге поклонились, не держу и ту вину, всем, кто в своей неправде покается, прощаю. Но теперь под Москвой другой вор, в царские одежды обрядившийся, стоит. Упомяни, что это скрытый еврей. Что он за помощь обещал латинянам католичество на Руси ввести, а польскому королю Смоленск с Псковом отдать. Что тайный договор с ляхом Ружинским заключил, о том, что половина всего, что в Москве есть, его будет. А покуда, в качестве платы, ляхам да казакам все города и деревеньки нещадно грабить дозволил.