Троецарствие
Шрифт:
— Чего встал? — зыркнула в его сторону ЛжеМарина Мнишек. — Садись, вон, к столу. Хочешь, вина выпей. Не бойся, зелье я ему в кубок сыпанула.
Литвин осторожно присел на обитый бархатом столец (табурет), брезгливо убрал в сторону недопитый кубок, с сомнением поглядел на глиняную бутыль с остатками вина.
— Пожалуй, я тоже немного выпью, — иронично усмехнулась, заметив его колебания царица. ЛжеМаринка, присев на ещё один столец, ловко плеснула вина в другой кубок, жадно выпила, вытерев ладонью влажные губы. — Пей, чего смотришь? А то скоро, благодаря стараниям Ромика, только воду пить будем.
Ромиком Лизка
Янис всё же выпел, смакуя заморское вино. Травить ещё и его Елизавете никакого смысла не было. Кто тогда с этим тяжеленным боровом утром царице поможет? Только он один в её тайну вхож и только он ведает, что несмотря на скабрезные слухи, что гуляют по лагерю, любовник у ЛжеМарины только один. И он его хорошо знает. А те немногие, что, проявив настойчивость, добирались до её постели, проводили ночь на полу и, выслушав утром полный восторга рассказ царицы, уходили, вполне довольные, похваляясь своей «победой». Большинством же крутящихся возле царицы поклонников, Лизка умело вертела, сталкивая их лбами, не доводя до ночных визитов и попутно выманивая подарки и добывая информацию.
— Почему?
— А ты что не слышал? — удивилась Елизавета. — Этот негодяй решил, что мы слишком много тратим! — Царица встала из-за стола, прошлась по комнате, раздражённо размахивая рукавами длиннорукавной рубахи (верхняя горничная рубаха, одеваемая поверх обычной знатными женщинами на Руси). — Он создал комиссию, в которую вошли десять наиболее влиятельные командиры наёмников и теперь, без их ведома, я ни единой монеты потратить не могу! Подлая тварь! Если бы ты знал, как я ненавижу этого напыщенного негодяя!
Янис не знал, но примерные размеры этой ненависти всё же представить мог. Вон в углу небольшой сундучок стоит. Так главной страстью Елизаветы было его регулярное пополнение., выбитыми из «муженька» и любовников монетами и драгоценностями. Явно самозванная царица предусмотрительно себе финансовую страховку на будущее готовит. А теперь эти поступления Ружинский существенно ограничил. Тут поневоле возненавидишь!
Вот только не стала бы Лизка, только для того, чтобы пожаловаться на гетмана, его к себе среди ночи звать. Это и утром можно было сделать. Тогда зачем? Впрочем, если хочешь узнать ответ, почему бы не спросить напрямую?
— Зачем ты меня позвала?
— Знаешь его? — подойдя к кровати, пнула спящего ляха царица.
— Кажется видел где-то, — всмотрелся в усатое лицо литвин. — Но где, не припомню. Кто это?
— Пан Станислав Чаплинский. Тот, что в отряде Лисовского в ротмистрах служит. Хотя, что там осталось-то, от того отряда? — усмехнулась Лизка. — После того разгрома, что князь Куракин на пару с Годуновым учинили, к нему воины неохотно идут. Лисовский с Сапегой на Троице-Сергиев монастырь в поход идти хотят, — наябедничала царица. — Да всё с силами собраться не могут. Я думаю, что так и не соберутся, если Ружинский не поможет.
Янис машинально кивнул, не сводя глаз с ротмистра. Как Фёдор с Грязновым вытаскивали из моря галерного гребца, он не видел; на весле вместе с другими беглецами
— Не признал, — поднял он голову.
— А вот он тебя признал. Ты сиди, Янис, не вставай, — качнула пистолем Лизка. — Если я даже промахнусь, сюда быстро люди набегут. Только я не промахнусь.
— Вот, значит, как.
Янис замер, стараясь не делать резких движений. В том, что Лизка сможет выстрелить, литвин ни на секунду не сомневался. Так зачем провоцировать? Видно же, что царица побеседовать с ним хочет. Сначала посмотрим, к чему этот разговор приведёт, а там видно будет.
— Выходит, ты по приказу Годунова за мной следишь?
— Умом тронулась? — приподнял брови Янис. — Я уже год до того в Ростове жил. Откуда государю было заранее знать, что ты в Ростове объявишься?
— Это я, государыня!
— Мы оба знаем, какая ты государыня, — пожал плечами литвин. — Случайно-то вышло. А потом ещё и полюбил, дуру такую.
— Полюбил, — в глазах Елизавете набухли слёзы, но пистоль царица продолжала держать твёрдо. — Все мне в любви клянутся, а сами только попользоваться норовят! Сначала замуж за старика отдали, затем, после его смерти, в монахини постричь попытались. Филарет этот опять же! — Янис, затаив дыхание, слушал. Как-никак, уже полтора года при лжецарицы начальным человеком над охраной состоит, а о её прошлом так ничего и не выведал. — Хорошо хоть сонного зелья дал, когда я наотрез со своим будущим «муженьком» в постель ложиться отказалась! Да и то! Ясно же, что как только «муж» на московский трон залезет, митрополит его сковырнёт, а меня либо опять в монастырь, либо, скорее всего, тоже шею свернут!
— Ты была монахиней?! — вытаращил глаза Янис.
— Не была! — зло отрезала Лизка. — В послушницах почти полгода проходила. Задурила матушке-игуменье голову и сбежала, как только случай представился. Уж лучше в прорубь кинуться, чем за монастырскими стенами жить. Да только далеко уйти не дали. Вот только речь сейчас не обо мне, — оборвала сама себя царица. — С тобой что делать будем?
— Стреляй, — скрестил руки на груди, литвин.
— Стреляй, — недовольно фыркнула Лизка. — Выстрелить — дело не хитрое. Вот только дальше, что я делать буду? — рука с пистолем безвольно опустилась на кровать. — Куда не кинься, отовсюду смерть в глаза смотрит. Ты думаешь, я не понимаю, что обречена? Не важно кто победит; Годунов или Ружинский с Сапегой и Заруцким. Мне всё равно не жить. Это «царик», — назвала своего мужа презрительной кличкой царица, — ещё на что-то надеется. Я нет. С самого начала знала, что эта дорога в могилу ведёт.
— Почему же согласилась?
— А выбор небольшой, — недобро оскалилась ЛжеМарина. — Либо в царицы, либо в монастырь на строгое держание до самой кончины. Уж лучше смерть!
— И что же ты хочешь?
— Ряд с Годуновым заключить! Я всеми силами ему победу над «муженьком» одержать помогаю и после публично в нашем с ним воровстве каюсь. А он меня за то помилует, моё дворянство подтвердит и дозволит со всем моим имуществом в немецкие княжества отъехать.
— Зачем тебе к немчинам? — удивился Янис.