Тролли и легенды. Сборник
Шрифт:
Ноги и руки смешались в груду, словно у ломаной куклы, остатки облегающих шорт порезаны и запутаны вокруг лодыжек, такая же искромсанная футболка стянута на шею, розово-серые кроссовки все еще на ногах, и она выглядела много более голой, чем если бы на ней вообще ничего не было.
Она была прехорошенькой, Анжелика Бори, с длинными русыми волосами, перехваченными в хвост, с крепкой фигурой — пышной, но не тяжелой, мускулистой и спортивной. Однако никто из тех, кто пришел вместе с ним, при взгляде на нее жгучего вожделения не испытывал.
Охотник отказался возвращаться на место преступления. Когда
— О, нет, вот дерьмо. Шеф, это же… Эта бедная малышка, она…
И поворотился. Бенжамен догадался, что он отправился в заросли чуть подальше, чтобы проблеваться.
Он и сам чуть не сделал то же самое. Единственное, что его сдержало, — это гнев… Страшная ярость против человека или людей, которые это сделали, которые превратили полную чувств личность, женщину, молоденькую и хорошенькую, во всей ее многогранности, с ее противоречиями, страстями, мелкими неурядицами и маленькими радостями, в это средоточие ужаса, отчаяния, опустошенности…
Эта разъяренность тем более усиливалась, что Бенжамен ее знал, эту Анжелику. Ну, «знал» было бы слишком сильно сказано, но он и сам любил побегать трусцой и приезжал сделать кружок от Орильяка до Сен-Симона и обратно не реже двух раз в неделю, чтобы держаться в форме. И почти каждый раз он сталкивался с Анжеликой — с ее маленькими наушничками-вкладышами и хвостом, развевающимся как плюмаж, когда она пробегала мимо. Она одаривала его улыбкой, полной жизнерадостности и хорошего настроения, и что-то такое маленькой искоркой просверкивало в ее карих глазах.
Надо признаться, порой он позволял себе прогуляться взглядом по ее крепкой, ладной невысокой фигуре. Он вспомнил, как однажды чуть не упал, оглянувшись вслед пробежавшей мимо девушке, чтобы на мгновение проводить сзади глазами ее очаровательную побежку. Он почувствовал, как залил его щеки румянец, но сохранил в воспоминаниях эту прихваченную украдкой чарующую, прелестную картинку.
А иногда даже, каким бы ни был Бенжамен закоренелым холостяком, полностью посвятившим себя работе, он позволял себе этакую фантазию, где решался наконец заговорить с ней, просто здоровался, а быть может, и еще что-то добавлял… Он так этого и не сделал и не сделал бы, конечно, никогда, чтобы сохранить в неприкосновенности этот чистый и невинный миг счастья. Следует ценить маленькие гостинцы от жизни, и видение бегущей Анжелики было одним из них.
Но некоторые люди не умеют наслаждаться маленькими радостями бытия, ловить глазами мгновение, дар улыбки, взгляда, мимолетной мечты и довольствоваться этим… Эти некоторые, как он давно знал, получают удовольствие только портя, уничтожая и оскверняя все прекрасное…
Людоеды.
Именно с таким отродьем несколько часов назад столкнулась Анжелика…
Бенжамен не стал вечером бегать. Он устал. Было слишком сумрачно, слишком холодно. Он поленился… И здесь и сейчас, перед изуродованным маленьким телом,
А перед глазами стояло лицо Анжелики, всегда улыбающееся, а теперь с заткнутым ртом и широко раскрытыми глазами. Маска паники, нестерпимой боли и ужаса, запечатлевшаяся на ее лице, когда она поняла, что надежды больше нет, будет только боль, что сейчас уничтожается все, что она строила и что берегла каждый день: ее будущее, ее мечты, ее красота…
В этот миг, в этом подлеске, Бенжамен пообещал мертвой девушке, что кем бы ни был этот пригородный Джек-Потрошитель, это не сойдет ему с рук…
Следующие несколько часов он и его парни провели, с методичной решимостью прочесывая местность при свете фонарика, квадратный метр за квадратным метром…
И чем дальше, тем меньше он понимал…
За тем стволом повсюду была кровь, но что-то подсказывало Бенжамену, что это кровь не только Анжелики: ее было слишком много, человеческому телу столько не вместить… Надо думать, к ней добавилась еще чья-то…
Похоже, здесь произошла еще какая-то ожесточенная борьба. Он со своими людьми нашел башмак — мужской башмак, но не нашел того мужика, который его бы носил… Он отправил башмак в лабораторию на анализ, но Бенжамен сказал себе, что он не мог принадлежать убийце. Что это за убийца, который был бы настолько туп, чтобы смотаться, бросив на месте преступления старую обувку? Если только его не заставило сбежать что-то еще.
Он пришел к мысли, что здесь сражались двое типов, и один из них победил… Кроме того, нашлись еще следы в пещерке поблизости, отпечатки обычных мужских туфель, точно такого же размера, как у башмака, что они нашли, и другие — невероятного размера, 54-го примерно…
Он вернулся домой только после полуночи, приказав своим людям прошерстить всю округу, весь местный криминал, все бистро в Орильяке, и искать высоких парней, очень высоких, а хотя бы и низких, неважно, но с громадными ступнями.
И вот, когда в пять часов утра — а он едва успел добраться до своего кабинета после того, как снова и снова обшаривал подлесок, — Стефан, еще один его помощник, с обвисшими усами и темными кругами вокруг глаз, пришел ему победоносно сообщить, что они повязали одного типа возле въезда в Орильяк, инспектор язвительно бросил:
— Еще один пьяница! Мне сегодня некогда!
Но Стефан покачал головой:
— Нет, шеф, я думаю, он клиент серьезный…
Заметив тон и взгляд своего подчиненного, Бенжамен поднял глаза от рапорта, который писал.
— Что-то связанное с малышкой?
Стефан замялся на мгновение; видно было, что он не в своей тарелке.
— Возможно…
И, глядя на физиономию, которую он, Стефан, скроил — человека, у которого не то выдался отвратительный денек, не то который только что проглотил что-то несвежее и ему вот-вот все кишки вывернет, — Бенжамен решил прерваться со своим отчетом и последовать за помощником.
Так что они, стало быть, отправились вниз. На подходе к цокольному этажу, где находились камеры и комната для допросов, Бенжамен спросил у своего подчиненного: