Тролли и легенды. Сборник

Коллектив авторов

Кожаная куртка, кожаные брюки, вся атрибутика образцового байкера, вплоть до кожаных ботинок… конечно, мотоциклетных ботинок… ботинок невероятного размера.

Не успел он об этом подумать, как Стефан добавил:

— Это еще не все, инспектор, у него был громадный мотоцикл, припаркованный на стоянке, со здоровенными кофрами. Мы нашли вот это…

Бенжамен повернулся, чтобы посмотреть, на что показывает ему Стефан. На жестяном столике у другой стены коридора, в пластиковом пакете… башмак… второй

башмак.

Он потянулся за ним и чуть не выронил, когда понял… что внутри все еще находится стопа его владельца.

— Твою же мать! — выругался он.

Стефан поспешил добавить извиняющимся тоном:

— Простите, шеф, я не успел предупредить вас.

Но Бенжамен уже не слушал. Чувство удрученности, гнев и исступление, терзавшие его с момента, как было обнаружено тело Анжелики Бори, перешагнули за красную черту.

Только крепче вцепившись в вещественное доказательство и пока еще сохраняя самообладание, он не терпящим возражения голосом приказал:

— Убирайтесь все отсюда! Возвращайтесь к работе. Я хочу остаться с ним один на один.

Этот тон ничего хорошего не предвещал, и все знали, что лучше не околачиваться поблизости и не тянуть резину, когда он в таком настроении.

Кристоф, однако, попытался, бросив последний взгляд в сторону камеры:

— Точно уверены, комиссар? Оставить вас наедине с этим парнем…

Хватило одного взгляда Бенжамена, чтобы он без дальнейших разговоров бросился к лестнице вслед за остальными.

Оказавшись в одиночестве, Бенжамен убедился, что его пистолет по-прежнему на поясе, глубоко вдохнул и не раздумывая взялся за дверную ручку, отпер комнату и толкнул дверь.

Он подошел к столу, брякнул башмак с его зловещим содержимым на столешницу и объявил сидящему за ней:

— Ладно, обойдемся без обычных банальностей. Мы нашли твой мотоцикл и ногу того типа у тебя в кофрах. Так вот, я не знаю ни что это, черт возьми, значит, ни что такое сегодня произошло, но ты сейчас колешься и мне все выкладываешь.

И прежде, чем гнев его улегся, а сам он осознал, что делает, Мазель закончил:

— Ты расскажешь мне, что ты сделал с этой малышкой, кто этот бедолага, нога которого у меня в руках, и куда ты его засунул, или я клянусь тебе, что… что…

Тот, другой, поднял голову, и его желтые глаза, которые смотрели на Бенжамена сверху вниз — хотя инспектор стоял, а этот тип сидел, — остановились на полицейском со спокойствием медведя, взирающего на мопса.

Только тогда до Бенжамена дошло, что он заперт на двенадцати квадратных метрах вместе с парнем, который мог бы избить его до полусмерти, и что наручникам на запястьях у громилы того не сдержать.

И все стало еще хуже, когда раздался голос — настолько басистый, что чуть не заболели уши, голос, в котором неизвестно отчего чудились каменные

отголоски, словно выучился говорить валун.

— Что касается малышки, я ничего с ней не делал, инспектор… — Внушительный кивок подбородком в сторону заляпанного красным башмака. — Зато вот его я сожрал.

Бенжамен, ожидавший чего угодно, только не этого, чуть не поперхнулся:

— Что?

Он уставился на невозмутимую рожу монстра, который поверх смахивающего на кирку носа устремлял на него свой спокойный, огненный взгляд, и спрашивал себя, не потешается ли тот над ним, или…

— Я его сожрал.

И словно убеждая Бенжамена в правдивости своих слов, он указал одним из своих великанских пальцев на колодец из мяса, служивший ему вместо рта, и широко его раскрыл, обнажив зубы, которыми хоть гранит жуй.

— Если это шутка, то очень безвкусная.

— Я никогда не шучу насчет еды, — немедленно ответил монстр.

По выражению его глаз Бенжамен понял, что так оно, должно быть, и есть.

— И вы мне признаетесь, что совершили акт каннибализма в отношении другого человека… — выговорил Бенжамен, не в силах в это поверить.

На чудовищном лице появилось скандализованное выражение.

— Каннибализм? Фу! Конечно же, нет, это отвратительно!

— Между тем именно так называется действие поедания одного из себе подобных.

— Одного из себе подобных? — Гиганта сотряс хтонический смех; словно разразилась хохотом гора. — Вы меня хорошо разглядели?

Бенжамен, которого бурное веселье собеседника вывело из себя, грохнул кулаком по столу.

— Хватит играть словами. Он был человеком, и вы тоже.

— Нет.

— Что — нет?

— Он, может, и был человеком, но я-то нет…

Ну вот, приехали. Либо свихнулся, либо мифоман^[22]. Бенжамен готов был побиться о заклад.

— А кто же вы тогда, не сочтите за нескромность?

— Только не говорите, что не догадались… Да ладно, в глубине души, я уверен, вы уже знаете…

Голос громилы, смешливый оттенок в его тоне разозлили инспектора. Он хотел бы, пожалуй, того высмеять, прикрикнуть, а то и обложить бранью, но сейчас, лицом к лицу с этим кошмаром, что-то внутри нашептывало ему ответ…

— Нет, не знаю… — отбился он со странным чувством, что лжет.

И громила выдал ему в ответ голосом рокочущим, будто громыхание вулкана:

— Я тролль.

Вот такого поворота инспектор не ожидал.

— Тролль? — повторил он с внезапным ощущением нереальности происходящего.

Страшила кивнул с широкой ухмылкой, обнажившей полный рот зубов размером с домино, которые, надо сказать, и на самых закоренелых каторжников нагнали бы кошмаров.

— Ты что, надо мной издеваешься?