Тролли и легенды. Сборник
Шрифт:
Йотун склонил голову набок, так что его глаза расположились вертикально — один над другим. Он уставился в пространство, похоже, задумавшись. Силье невольно тоже наклонила голову.
— Там было острое, рядом плоское, а потом острое, острое и острое, — сказал он через мгновение.
Силье предпочла бы описание поточнее.
— Эти острые, они были все одна гора или несколько?
Тролль выпрямил голову, пожал массивными плечами и опустил их, отчего взвились клубы пыли. Он видел этот пейзаж разве что ночью; горы просто вырисовывались силуэтами на фоне звездного неба.
— Острые
Спрашивала она без особого воодушевления, поскольку все зависело от расстояния, которое ночью оценить невозможно.
— Не знаю, — ответил тролль.
Силье перебрала способы описать родные места йотуна, но, похоже, с ее описаниями северного сияния и звезд дело ладилось плохо. А камни, березы и ели попадались повсюду. Через полчаса девушка наконец уселась, немного удрученная.
— Почему Силье Нильсен грустная? Она собирается делать слезы?
— Нет, но я бы хотела помочь тебе найти мать. К сожалению, я тебе, наверное, вряд ли смогу помочь.
— Почему ты хочешь помочь Хрунгниру? Силье Нильсен потеряла свою маму?
Силье покачала головой. Нет, но она не смогла бы сказать — было ли это хуже, чем потерять бабушку. Она не осмелилась признаться ему, что в ту, первую их встречу как раз убегала от матери.
— Хрунгнир найдет маму, надо только набраться терпения.
Силье подняла лицо к огромному существу, не зная, жалеть его или завидовать. Она решилась задать вопрос, который уже некоторое время не давал ей покоя:
— А ты сумеешь ее узнать после стольких лет? Моей бабушки нет в живых уже почти три месяца, и я начинаю с трудом вспоминать ее лицо. Я все еще помню ее улыбки, взгляды, но боюсь потерять ее образ, — пробормотала Силье. — Ты еще помнишь лицо своей матери?
Тролль убежденно кивнул. Он сунул руку в карман своего поношенного кожаного одеяния и вытащил комок ткани, старой, как само время.
— Однажды Хрунгнир нашел гномский камень в форме мамы. Хрунгнир с тех пор его прятал.
С невероятной для таких гигантских рук деликатностью он расправил грязную ткань, словно лепестки цветка, и обнажил миниатюрный серебряный самородок внутри.
— Можно мне взять и посмотреть? — спросила девочка.
Тролль, с засверкавшими при виде своего сокровища глазами, согласился.
Силье взяла кусок чистой руды и уважительно покрутила его. Кусок блеснул в свете лампы тролля. Он был размером с палец девочки и вдвое его толще. На две трети его длины он был весь в буграх, а оставшаяся треть выглядела волокнистой и растрепанной, как будто боги, когда создавали эту руду, ухватились за кончик и тянули. Чтобы увидеть в нем женственную фигуру, требовалось изрядное воображение, если только она не состояла исключительно из здоровенных асимметричных ягодиц, более чем внушительных грудей, столь же непропорциональных, и огромной массы волос над этим всем. Не то чтобы особенно безобразная, мать Хрунгнира уж точно не принадлежала к числу тех йотунских женщин, которые вскружили бы голову богу Одину. Но Силье воздержалась от того, чтобы высказывать это замечание вслух. Перед ней был кусок минерала, который чудесным образом вызывал в памяти его владельца женщину, и она с удовольствием тоже заимела бы
Силье положила драгоценный кусок породы обратно в его матерчатое вместилище. Как сумел Хрунгнир подобрать такую маленькую вещицу такими большими пальцами, когда впервые нашел? Должно быть, ему потребовалось немало терпения, чтобы взять ее, решила она, когда увидела, с каким трудом он укутывает старой тканью свое сокровище, прежде чем убрать его.
— А твой отец?
— Его забрали гномы до рождения Хрунгнира.
Все же у Силье настолько худо с семьей дело не обстояло. По крайней мере, с отцом она время от времени виделась.
Заодно они обсудили, чем у кого бывали заняты дни. Жизнь тролля проходила в рытье скалы киркой, выбрасывании камней в подземную пропасть, а потом поедании кореньев перед тем, как в одиночестве улечься на землю в маленькой пещере глубоко в горах. Девочка рассказала о своей семье и признала, что ее жизнь, если сравнивать, протекала живо и захватывающе — даже когда ей было до смерти скучно.
— Это цветочек? — неожиданно спросил Хрунгнир, указывая на горечавку, заткнутую за корсаж Силье.
Девушка вынула растение и протянула его ближе к глазам йотуна.
— Мама Хрунгнира говорила, что цветочки бывают разноцветные. Один раз она сорвала несколько и принесла в пещеру при свете факела. Это какой цвет? Он как глаза Силье. Хрунгнир уже не помнит.
Ей и в голову не приходило, что в мире троллей встречаются лишь оттенки серого, черного и бурого.
— Синий. Это горечавка, — сказала она. — Пожалуйста, я и тебе подарю.
Она приподнялась и пропустила цветок между двумя кусками кожаной робы тролля. Крошечная синяя точка была почти незаметна среди массы серых мышц и потертой кожи. Хрунгнир наклонил голову набок, чтобы полюбоваться ею; его глаза снова встали друг над другом по вертикали.
— Синий, — повторил он. — Синий, как горечавка. Синий, как глаза Силье Нильсен.
Девочка улыбнулась. Она оправила на себе тесноватый корсаж и слегка зарумянилась. Ей часто говорили, что ее глаза цветом почти как горечавки, но никто и никогда не говорил этого с такой непосредственностью и искренностью.
— Мне лучше вернуться. Я обещала маме быть дома к обеду. В следующий раз я принесу тебе букет из горечавок. Они повсюду, и в этом году они ранние. И другие цветы принесу тебе тоже.
— Как мама Хрунгнира?
— Да. Если тебе хочется.
— Да, Хрунгниру бы очень понравилось. Хрунгнир вспоминает, что мама часто находила цветы рядом с семью реками, которые падали с неба.
Число заставило Силье застыть.
— Ты говоришь о водопадах? — потребовала она.
Йотун, похоже, не понимал этого слова.
— Где вода падает с горы? — уточнила она.
Хрунгнир кивком одобрил.
— Семь водопадов рядом друг с другом?
Выпяченная челюсть шевельнулась в знак подтверждения, не понимая, что из этого следует. Силье запрыгала от радости: