Тролли и легенды. Сборник

Коллектив авторов

Эта ночь принесла обоим аромат возрождения, открытий, вкус простых удовольствий и милых воспоминаний. Когда небо озарило северное сияние, Силье почувствовала, как на глаза навернулись радостные слезы. Она не видела его с тех пор, как умерла ее бабушка. Такие представления в вышине обычно случались среди глубокой зимы и были крайне редки в это время года. Тролль на мгновение замер перед волнующимися зелеными колоннами, исполинскими потоками поднявшимися в воздухе.

— Зеленый и… красный, — прошептал он, узнав цвет, мерцающий на боковинах ночного марева.

— Да, именно так, — ответила Силье, тоже негромко. — И еще там розовый.

Оба

были ошеломлены, заворожены, ослеплены грандиозными движениями зыбких завес. Они, казалось, не зависели от ветра, вздымаясь, словно колеблющиеся столбы, на колоссальную высоту. Даже Хрунгнир почувствовал себя крошечным на фоне этого зрелища.

— Мормор говорила мне, что это танцуют мертвые девы. Они приходят, чтобы предупредить людей о важных событиях.

Неужели именно смерть подарила им эту прозрачную, эту нереальную красоту? Во всяком случае, казалось, что их переполняет истинное счастье, и они танцевали медленный, величественный танец, озаряющий небо, развертывали световые вуали и переливающиеся полотнища цвета.

Несколько минут прошли в абсолютной тишине, пока огни не исчезли, как и появились.

— Может быть, они танцевали для нас, — пробормотала Силье. — Чтобы отпраздновать возвращение домой.

Хрунгнир ничего не понимал, он все еще оставался стоять с задранным в небо носом. Только когда его спутница подала знак, что пора идти дальше, он сообразил, что замечтался. Он снова отправился в путь по долине, повторяя про себя, как колыбельную, все заново выученные цвета: синий, как глаза Силье, белый и желтый, как цветы, зеленый, розовый, сиреневый и красный, как мертвые девы. Стоило тролля заинтересовать, и он оказался сообразительнее, чем девочка представляла себе вначале. Силье, сидя на ладони Хрунгнира и мягко покачиваясь в его гигантской руке, слушала его и улыбалась.

Они прошли вблизи Морвики. Деревня погрузилась во тьму и в сны, и в глазах Силье промелькнуло что-то вроде нежности, словно она смотрела на уснувшего ребенка. Девочка была счастлива показать троллю свой мир, пусть даже с расстояния: драккары, гагачью ферму, вешалы с вялящимся лососем, шкуры овцебыков — место, в котором прошло ее детство, которое она хотела покинуть, оттого что со смертью бабушки оно для нее опустело, и которое она так увлеченно расписывала для тролля этой ночью.

В окне ее дома горел свет, и она подумала о матери, которая, несмотря на свои тревоги, позволила ей пережить это фантастическое приключение. И внутренне поблагодарила ее.

Затем тролль и его спутница двинулись вдоль фьорда. Хрунгниру довелось — к его великой радости — несколько раз окунуть ноги, при этом он едва не свалился в глубокую воду.

Силье должен был уже сморить сон, но ею владело чрезвычайное волнение. Она услышала шум воды, а затем увидела отражения света от семи водопадов, стекающих по обрыву. Тогда она спрыгнула с руки Хрунгнира на скалистый склон. Она довела тролля в целости и сохранности и уложилась во время: не виднелось никаких признаков наступления рассвета. Она воздала хвалу всем богам Асгарда, воскликнув от радости, словно сама увидела вновь свою мать после долгих веков разлуки. Несколько тюленей, устроившихся на ночлег на скале у подножия водопада, спрыгнули в воду, чтобы через несколько саженей снова высунуть свои возмущенные и любопытные мордочки. Силье рассмеялась, увидев их, и подошла поприветствовать. Она повернулась к Хрунгниру, чтобы научить его названию этих животных, когда заметила, что тролль так и оставался неподвижен

в нескольких шагах позади. На мгновение ей показалось, что его сковала радость, что он ослеплен количеством горечавок вокруг. Она вернулась к нему, и свет лампы выхватил отразившийся на его искаженном лице ужас. Он смотрел на груду камней, за которой несколько недель назад прятался Кнут.

— Хрунгнир, что происходит? — обеспокоенно спросила она, придвигаясь к нему поближе, чтобы лучше его понять.

Когда же она подошла вплотную к троллю и посмотрела в ту же сторону, что и он, то все поняла. Она никогда не примечала, во что складываются эти камни. Обманутая красками дня, которые подчеркивали другие линии, она не осознавала смутно женственного облика их, собравшихся вместе. Она никогда в жизни не видела женщины-йотуна, пока не взяла в руки серебряный самородок Хрунгнира. По ее телу пробежала дрожь страха, когда она узнала стоящее перед ней окаменевшее существо: мать Хрунгнира. Безмерная радость, охватившая ее несколько мгновений назад, сменилась ощущением небытия, несправедливости и боли.

Она обратила свои испуганные синие глаза к Хрунгниру. Ей хотелось сказать ему, как все внутри нее рухнуло и как она опечалена за него, но слова не шли с языка. Ей вдруг стало страшно холодно. Она знала, через что ему пришлось пройти. Смерть бабушки встала перед ее глазами. Ее глаза затуманились. Она почувствовала, что боги ее предали.

Силье ожидала, что тролль закричит от боли, как вопила она сама, узнав о смерти Мормор. Она даже подумала, что он разнесет все вокруг, включая ее саму, но в его глазах не шевельнулся гнев, на щеках не показалось ни слезинки. Он лишь прошептал, будто маленький мальчик, потерянное «мама», которое разорвало сердце Силье на кусочки.

А потом тролль поднял лампу и свободной рукой провел по камням, осторожно убирая мох и лишайник, облепившие каменную статую. Он высвободил сноп волос, которые, как на куске руды, стояли длинной, мощной, разделяющейся на волокна стеной, затем тяжелую, асимметричную грудь, литые четырехпалые руки и гигантские бедра.

С каких же времен она сидела здесь, прижавшись к горе, и смотрела на восходящее солнце? Она говорила сыну, что тролли остаются снаружи, когда нет надежды. Непохоже, чтобы день застал ее врасплох. Неужели гномы, забрав сына, отняли у нее желание жить? Силье винила себя, что ни разу не замечала ее у водопада.

Хрунгнир провел не одну минуту, отскабливая камень. Поскольку его толстые пальцы не могли забраться в каждую трещину, девочка взобралась на соседние скалы и помогла ему очистить лицо от заполонивших его нахальных растений — пусть это стоило ей сорванных ногтей. Появились черты лица, о которых Силье никогда бы не догадалась: печальные, нежные и такие же перекошенные, как у ее сына.

Девочка прикусила губу, чтобы больше не реветь, но ее слезы наконец привлекли внимание тролля. Он провел шершавым пальцем по щеке Силье и вытер ее.

— Мне так жаль, — прошептала она.

Он ничего не ответил. Медленно отвернувшись, он сел рядом с матерью, прижался головой к ее груди, с таким же затуманенным, как у нее, взглядом. Повернув глаза в ту же сторону, Силье заметил, что небо проясняется, что на горизонте синева ночи понемногу тает. Рассвет не заставлял себя ждать. Она дала йотуну еще несколько минут на скорбные размышления, а затем соскользнула со своего камня и вернулась к нему.

— Хрунгнир, тебе следует скрыться в пещеру твоей матери, скоро начнется рассвет.