Тролли и легенды. Сборник
Шрифт:
— Это водопад Семи Сестер! Он совсем недалеко от моего дома! Я обожаю туда ходить! А ты сможешь найти к себе дорогу, если я тебя туда отведу?
Тролль вроде бы поразмышлял и ответил:
— Пещера мамы Хрунгнира рядом.
— Рядом?!
Силье не могла поверить в такое совпадение. Она лазила под этот каскад водопадов тысячу раз. Она вдруг вспомнила, что около одного из водопадов есть вход в пещеру, но ее никогда не тянуло разбираться, чтo в ней; она всегда предпочитала соскальзывать по скале вместе с водой водопада, чтобы влететь в бирюзовую волну. То есть, это до тех пор, как Кнут не спрятался за грудой
— Я знаю, где искать твою мать! — радостно воскликнула она несколько раз, не переставая жестикулировать.
Хрунгнир смотрел на нее, водя головой в такт ее танцу.
— Значит, Хрунгнир скоро найдет маму? — сообразил он.
— Да!!! — воскликнула она.
— Хрунгнир скоро найдет маму, — весело скандировал тролль. — Хрунгнир скоро найдет маму!
Вся шахта заполнилась его голосом, и девочка зажала уши руками. Но и Хрунгниру вдруг захотелось похлопать в ладоши и покружиться. Силье мгновенно поняла опасность, почувствовав, как дрогнула земля от первой пары шагов тролля. А когда увидела, как от мощи тролля взлетает вихрями пыль, то отступила назад, прикрывая глаза.
— Остановись, Хрунгнир!
Не прошло и пары секунд, как одно массивное плечо врезалось в стену пещеры, а другое ударом снесло несколько пластов породы. Стоило раздаться первому треску, как потолок, пол и стены пошли зловеще раскалываться. Силье рефлекторно бросилась в галерею. В горе закряхтело, девочка прибавила ходу и не раздумывая бросилась в темноту. Она и знать не хотела, выдержит ли ее лодыжка такой забег, а просто молилась всем богам Асгарда, чтобы не переломать себе кости. Позади себя она услышала мощный оползень, вскрик тролля, и ее обволокло огромное облако пыли.
От страха Силье потеряла равновесие и самым плачевным образом полетела на землю. Пыль, казалось, проникла в каждую пору ее кожи, заполнила ноздри и рот, набросилась на легкие. Силье едва не задохнулась, скрючилась на ноющих коленках и закашлялась, закрыв руками рот и нос. Девочка тщетно пыталась вдохнуть. Каждый хрипящий вдох приносил ей больше боли, чем облегчения, ее легкие горели: она кашляла, сипела, ее чуть не вырвало, она задыхалась и отплевывалась. Она извивалась на полу, как выброшенная из воды рыба, безуспешно старающаяся вернуться обратно. Она решила, что вот-вот умрет, и спасло ее только то, что она рефлекторно не убирала руки от лица.
Пыль долго не оседала, а Силье, чтобы успокоить дыхание, потребовалось времени еще больше. На губах у нее стоял привкус крови и камня, и безумно хотелось пить. Она вспомнила свою мать и ее страхи перед силой тролля в опасном сочетании с недостатком сообразительности.
Но Хрунгнир, он-то где?
Силье открыла глаза, похлопала ресницами, чтобы смахнуть с них остатки налетевшей каменной пыли. Вокруг не слышалось ни звука, не горело ни лучика света. Жив ли еще тролль — Силье не понимала. Не в силах окликнуть его, потому что горло пылало, она принялась взывать шепотом в ткань рукавов:
— О Фригг, умоляю тебя, я знаю, где его мать. Не дай ему умереть, не увидев ее снова.
Под конец девочка разрыдалась. Она сплюнула и по привкусу во рту поняла, что слюна все еще смешана с кровью и пылью. Воздухом снова стало можно дышать, но ее раздраженные легкие побаливали. Силье выпрямилась. В кромешной тьме она чувствовала, как при каждом движении вокруг нее снова разлетается пыль. Плохо понимая, в какую сторону ей идти, девочка отчаянно старалась восстановить голос, чтобы позвать тролля.
Сначала она скорее кашляла, чем звала, но потом у нее все же прорезался голос — хриплый и прерывистый. В промежутках между кровавым кашлем она двигалась вперед наугад, спотыкаясь о камни, и молилась, чтобы хоть какой-то отзвук указал ей верное направление.
Богиня Фригг, казалось, вняла молитве девочки: вдруг послышался стон.
— Хрунгнир! — радостно вскричала Силье. — Хрунгнир!
Тролль был жив. Судя по его бурчанию, он скорее пытался очнуться, чем страдал от боли. При звуке падения камней Силье остановилась: гора, похоже, больше не собиралась обрушиваться, но было бы обидно получить по ногам каменюкой, пока йотун освобождался от заваливших его глыб.
— Ты ничего себе не сломал? — спросила она, держась на достаточном, как она надеялась, расстоянии.
— У Хрунгнира болит голова, — ответил тот раздраженным голосом, расталкивая камни. — Хрунгнир сделал глупости, и Хрунгниру придется все разгребать.
Несмотря на кашель, Силье не смогла сдержать облегченного смешка. Очевидно, гора обрушивалась на тролля уже не в первый раз.
— Извини, я тебе помочь не смогу.
— Силье не сможет помочь Хрунгниру найти маму?
— А, ну это я смогу! Но только если ты не обрушишь снова гору. Я куда хрупче, чем тролль!
Она услышала, как неподалеку от нее сдвигаются камни, и почувствовала рядом хриплое дыхание, отдающее землей. Должно быть, йотун присел перед ней. Он прошептал ей:
— Хрунгнир обещает быть осторожным с Силье.
Полчаса спустя юная девица выбралась из пещеры тролля, моргая глазами, чтобы приноровиться к яркому полуденному солнцу. Она все еще сильно кашляла, а кожа и одежда были того же цвета, что и у йотуна, но улыбалась она, как никогда прежде. Она потеряла сумку и факел, зато отыскала свою веревку. У первого же ручья она с облегчением утолила жажду, понимая, с другой стороны, что от ледяной воды у нее долго будет побаливать горло. Силье попыталась оттереть лицо руками, но только стала хуже выглядеть — настолько черной была вода, стекавшая по блузке. Она отряхнулась, не добившись особенных успехов, и, окончательно забыв обо всех этих мелочах, отправилась в обратный путь.
Хотя старейшина деревни и двое ее соседей потрясенно проводили ее взглядами — как будто непотребство какое увидели! — лишь Кнут спросил ее, что случилось. Силье остановилась, поравнявшись с ним, и мгновение помедлила, прежде чем отвечать. Юноша за две недели не перемолвился с ней и словом, и теперь выглядел взволнованным. Она пожала плечами, посмотрела ему прямо в глаза и пошла дальше как ни в чем не бывало, оставив Кнута в расстроенных чувствах.
Сонья тоже изменилась в лице при виде дочери. Она бросила свою лохань с грязным бельем — к восторгу Фриды, которая тотчас кинулась в нее.