Тропа Кайманова
Шрифт:
Видя ее колебания, Яков поспешил разъяснить, в чем будет состоять служба.
— Нам надо, чтобы ты несколько дней поторговала виноградом и орехами неподалеку от одной лавки, там познакомилась бы с одной торговкой, которая, как нам кажется, продает терьяк. Когда узнаешь, что это точно, приведешь к ней Балаксыза. Раза два он у нее покурит, а на третий мы ее возьмем.
Сюргуль, видимо опасавшаяся, что ей придется участвовать в каком-нибудь деле, связанном, например, с Аббасом-Кули, страшно обрадовалась, что предстоит такое простое
— А где я виноград, орехи возьму? Кому деньги за то, что продам, отдавать?
— Виноград, орехи и даже терьяк мы тебе сами дадим. Деньги возьмешь себе, это будет твой заработок. Но тот терьяк, который Балаксыз у Эльяр купит, весь должен быть у меня. Каждую палочку ему заменишь...
— А ты, Ёшка, не обманешь?
— Разве я тебя обманывал когда?
— Ладно, давай неси виноград и орехи, — согласилась Сюргуль.
К ее кибитке, придерживая противогаз, подбежал дежурный по комендатуре.
— Товарищ старший лейтенант, — доложил он, — вас срочно к телефону!
Яков попрощался с Сюргуль, сказал ей, что вечером пришлет товар, а завтра утром доставит ее на базар в Ашхабад. Только выйдя со двора старухи, спросил дежурного, что произошло.
— Звонил с КПП товарищ лейтенант Дзюба, говорил, что вы нужны срочно.
Кайманов вошел в канцелярию, снял трубку, вызвал КПП.
Дзюба без предисловий сообщил:
— Яш... Наблюдатели доложили, Ичана куда-то увезли...
— Наши спугнули?
Якову было известно решение командования после доклада Амангельды пронаблюдать за усадьбой Фаратхана и, выбрав удобный момент, выручить Ичана и Дурсун.
Идти к Фаратхану с обыском немедленно — значило подвергнуть обоих реальной опасности: пока Фаратхан будет с любезной улыбкой встречать советских гостей, слуги его успеют убить пленников. Кроме того, Ичана и Дурсун не пытали и не истязали, а для чего-то готовили. Значит, стоило попытаться узнать, что замышляет организовать с их помощью господин Фаратхан... И вот случилось нечто, заставившее Фаратхана принять срочные меры.
— Наши не спугнули, это точно, — сказал Дзюба. — Наверное, Ичан сам виноват. Тут местные кое-что принесли.
— Какие местные?
— Да из-за кордона хлопчик на попутной машине приехал, спрашивал тебя, принес кусок коры, на коре колючкой накорябано: «Я Ичан. Помогите». Хлопчик что-то толкует мне, а я по-ихнему, сам знаешь, не очень... Переводчика нету. Надо тебе приехать.
Яков вышел к дороге, остановил первую же идущую в сторону КПП машину и через пятнадцать минут был у Дзюбы.
Он сразу узнал парнишку из семьи, куда бегал учиться грамоте Гуссейнхан — сын Ашира. Мальчик сидел в комнатке, служившей Красным уголком, сжавшись в комочек, пугливо поглядывая по сторонам.
Поздоровавшись с ним, Яков спросил у Дзюбы:
—
— Ничего не хочет, больно робкий...
— Как ты сюда приехал? — обратился Кайманов к парню.
Услышав родной язык, тот приободрился, негромко спросил:
— Домой отпустите?
— Не только отпустим, но и на машине отвезем. Отец, мать, наверное, ждут?
— Я к вам тоже на машине приехал... Подошел к военному, он за рулем сидел, говорю, вот Гуссейнхан велел русским военным это показать. Он говорит, я не знаю, кто такой Гуссейнхан, а до КПП тебя довезу, садись, поедем... Я в машине никогда не катался, сел и поехал...
— Ну как, понравилось?
Парнишка кивнул.
— Еще покатаешься, — пообещал Кайманов, — а теперь мне все по порядку расскажи...
— Арбаб... Прибежал к нам в сад Гуссейнхан, — торопясь и захлебываясь, начал мальчик. — Говорит: «Али, я совсем уезжаю. Отец ждет в кибитке чабанов на большой горе. Велел все, что осталось в доме, отдать хоть за два чурека и приходить...» Я дал Гуссейнхану два чурека просто так, и мы пошли... Идем тропкой по горе и видим — напротив усадьбы господина Фаратхана...
Из его сбивчивого рассказа Кайманов понял, что мальчишки, остановившиеся в Ореховом ущелье, наткнулись на слугу Фаратхана, сидевшего с биноклем в зелени кустов у обломка скалы. Проследив, куда он смотрит, оба и без бинокля увидали в винограднике работника Фаратхана, который поливал утрамбованную площадку — тонкой струйкой воды он вывел буквы.
— Вот такие... — Мальчик указал на лежащий под газетой небольшой кусок коры, на котором было нацарапано острым шипом: «Я Ичан. Помогите».
— Как выглядел человек, который написал эти буквы? Видел ли его кто-нибудь, кроме вас?
— Тот, кто сидел с биноклем. Сразу спустился со скалы и прямо к тому человеку, что поливал воду. Поговорили и ушли...
— Молодец, Али, — похвалил мальчика Яков. — Вот давай поешь, выпей чаю, сейчас тебя отвезут домой. Только смотри, никому не говори, что у нас был. Особенно про того человека... А то и тебе, и отцу твоему худо будет. Дома скажешь, немножко военные покатали. Это правдой будет...
— Ладно, арбаб, я никому-никому не скажу, что у вас был.
Кайманов прошел в комнату дежурного, попросил срочно соединить его с полковником Артамоновым, коротко доложил, что произошло.
— Прозевали Ичана, товарищи начальники, — недовольно сказал Артамонов. — Теперь надо обращаться к властям наших соседей, чтобы нагрянули к Фаратхану выручать пастуха, да еще так, чтобы Фаратхан ничего не успел ему сделать.
— Мальчика нельзя больше у нас держать, — сказал Яков. — Он и так больше часа как ушел из дома.
— Он все рассказал?
— Думаю, все. Главное, Ичана увезли, Ашир сбежал. Хватит и этого...
— Ладно, будем принимать меры. Мальчишку отправьте. Сами готовьтесь к походу в пески. Может быть, даже завтра...