Тропа Шамаша
Шрифт:
«Гадский кот» – только и подумал Соболь, когда перечисление кулинарных изысков, так увлекшее офицеров, прервалось самым обычным для этих южных мест образом. Сначала в воздух рванули сигнальные ракеты, сипло заголосили и выдернули из поджидающей за окнами палатки кавказской темени полоски тревожного света. Потом звуковую палитру мазнули треском автоматных очередей перепуганные часовые на постах, затем добавили в нее звона перевернутой металлической посуды собиравшиеся поужинать бойцы. Окрик комбата «К бою» был хоть и правильный, уставной, но явно лишний. Народ и без того рванул к выходам, подгоняемый адреналином и желанием когда-нибудь вернуться домой «со щитом».
Полупригнувшись,
Заняв нарезанную позицию, капитан попытался разобраться в обстановке. По опыту, если это рядовой обстрел, то сейчас на территории батальона начнут «квакать лягушки» – 5-6 гранат из подствольника гарантированы. Если серьезное нападение – наверняка прилетят «кастрюли» из РПГ.
Узкие бойницы и налегшая ночь не позволяли толком осмотреть подступы к базе, и Соболь рискнул выглянуть над укрытием. Открывшаяся панорама разноцветными вспышками и прочерками трасс пока больше напоминала праздничный фейерверк в какой-нибудь столице областного масштаба, чем ночной бой. Все обозримое пространство заполнили «неясные тени» – ужас солдат-первогодок и кошмар отцов-командиров. Первые запросто могут в этих бестелесных тварей выпустить за полминуты всю обойму, а у вторых нет никакой возможности остановить такую бестолковую пальбу, пока не кончатся патроны у первых.
Тимур Олегович вслушался в какофонию очередей, привычно разбивая ее на отдельные партии. Молчание пулеметов говорило о том, что серьезным нападением и не пахнет. Скорее всего, какая-нибудь приблудная собаченка зацепила растяжку. Можно было спокойно приступать к неизбежной процедуре – идти успокаивать тех, кто еще не все магазины опустошил и от нечего делать постреливал по звездам.
Капитан уже собрался было направиться к матерившейся короткими очередями ближайшей огневой точке, но неожиданно в глубине подкорки ощутил вибрацию смутного беспокойства. Замерев, он быстро разобрался, что же именно его встревожило. Молчал соседний блиндажик! А там ведь в паре с салагой, наверняка успевшим разорить свой боезапас, находился бывалый «дедушка», который определенно должен еще от души постреливать.
Выключив промелькнувшие в сознании картинки до тошноты реальных подробностей возможного несчастного случая (мало ли, тьфу-тьфу, салага случайно напарника подстрелил и сам потом со страху ствол себе в пузо), Соболь осторожно заглянул в укрытие. В темноте, разбавленной только узкой прорезью бойниц, можно было разглядеть две сидящие рядом фигуры, державшие руки а-ля скульптура «Рабочий и колхозница». Автоматы стволами выглядывали из бойниц в надежде еще хоть немного поплясать в руках солдатиков, но тех почему-то подобная перспектива в настоящий момент ничем не соблазняла.
Сосредоточенное молчание обычно разговорчивого «дедушки» настораживало. Глаза вошедшего, постепенно освоившись с темнотой, начали выхватывать детали обстановки, медленно проступавшие в реальность как рисунок на фотобумаге в лотке с проявителем. И от этих деталей Соболь застыл на несколько мгновений, с трудом подавив желание
Героически погибнуть Тимур Олегович пока не собирался, но и бросить бойцов не вариант – как потом их родителям в глаза смотреть?! Единственный выход, подсказанный ожившим инстинктом – нужно аккуратно разрядить обстановку.
– Что это вы обнялись, воины? – весело спросил Соболь. – Никак менуэт собираетесь танцевать?
– Т-товарищ капитан, г-граната… – «Дедушка» больше ничего вразумительного сообщить не смог. Его подопечный вообще молчал, и, не замечая ничего вокруг, смотрел на свою вытянутую вверх руку. Широко раскрытые глаза бойца излучали страх и вместе с ним такую энергетику, что его ладонь, если бы не помощь товарища, по всем законам жанра должна была оторваться и улететь куда-нибудь в другое измерение, подальше от уютного и еще недавно такого безопасного блиндажика.
– Граната? Гм… Ну, растет такой фрукт в этих местах, только не граната, а гранат. – Тимур Олегович попытался изобразить непонимание. – Только у нас в пайке в ближайшее время не то что гранат, а даже каких-нибудь захудалых бананов или яблок не предвидится.
Необходимость объяснить ситуацию вместе с обретенной надеждой на благополучную развязку вынудила старшого сосредоточится. Он почти выровнял голос, и, продолжая удерживать сжатый кулак товарища, сбивчиво затараторил:
– Вы бы поосторожнее, товарищ капитан, у нас граната без чеки. У салаженка патроны закончились, я и пошутил, мол, если «чехи» прорвутся, надо подорвать себя вместе с ними гранатой, чтоб пыток в плену избежать. Кто ж знал, что этот герой и впрямь на орден посмертно нарывается. Вытащил чеку, хрен знает куда ее сунул, и ждет гостей. Так что если бы Вы чуть пораньше так неожиданно зашли, мы бы все уже … тю-тю! Вот, уговорил его отдать мне ляльку, думал наружу подальше выкинуть, так он теперь пальцы разжать не может.
– Понятненько, диагноз установлен… – Немного подумав, Соболь скомандовал. – Сидеть спокойно, замереть как истуканы, можно закрыть глаза. Сейчас дядя-доктор вас вылечит.
Решение появилось само собой – опыт все-таки. У Соболя всегда при себе имелась пара неучтенных трофейных гранат, и теперь одна из них должна была послужить доброму делу. Тимур Олегович выкрутил запал, гранату сунул обратно в кармашек, аккуратно вытащил чеку, а ставший теперь опасным взрыватель отбросил подальше. От напряжения он даже не услышал, как легкий хлопок детонатора на территории базы оживил затихающую стрельбу. Утерев рукавом капли пота, он вставил чеку в запал готовой в любой момент рвануть гранаты, покруче загнул усики и попытался изъять у скульптурной группы этот последний довод новоявленныхкрестоносцев. Но хватка бойцов не ослабела после спасательных манипуляций, и разжать их ручные тиски было невозможно.
Дело исправила хорошая оплеуха, сначала одному, потом другому.
– Ну, вот и все, а вы боялись, – с усмешкой сказал Соболь, и дальше продолжил уже серьезно. – Значить так, война на сегодня закончена, автоматы разрядить и на предохранитель. Гранату я изымаю в качестве компенсации морального ущерба.
Радиостанция то и дело оживала короткими командами о прекращении огня, суматоха постепенно стихала. Наконец командир объявил сбор батальона. Настроение Тимура Олеговича заметно поднялось – плохая примета отстрелялась, остаток вечера обещал быть тихим и пушистым. Таким он практически и случился. Почти…