Тропик Козерога

Бекесов Георгий

– Ну, они ходят первыми, так что ...

– Хочешь сказать это преимущество.

– Ну да.

– Многие с тобой не согласятся, - проговорила она кокетливо.
– Иногда, куда выгоднее дать противнику сделать свой ход и поставить им себя в невыгодное положение.

– Но для этого нужно просчитать все его ходы.

– Или оставить только один возможный.

– Это ещё сложнее.

– Отнюдь, если у вас есть то, что противник хочет заполучить или ...
– она сделала многозначительную паузу, - уничтожить. Идеально если это будете вы сами. Я в своё время стащила у мужа пару

книг по этой теме.

В ответ Семелесов кивнул, показывая, что ему всё понятно.

– У тебя ферзь неправильно стоит. Королева всегда любит свой цвет, - произнёс он, показывая на её фигуры.

Девушка отчего-то хитро улыбнулась, услышав это, и как-то странно посмотрела на Алексея, переставляя короля и ферзя.

У Семелесова же перехватило дыхание, он старался смотреть на доску, чтобы не встречаться с девушкой взглядом, хотя именно этого ему хотелось больше всего. Он бы многое отдал, чтобы смотреть в них не отрываясь, они казались ему какими-то чужеродными, и при этом невыразимо прекрасными, как, впрочем, и её лицо. Но Семелесов смотрел на неё только украдкой, каждый раз, через силу отводя взгляд, боясь, что она заметит, хотя подсознательно уже понимал, что она всё знает.

Он с горем пополам рассказал ей правила, с трудом удерживая голос, который всё норовил то исчезнуть, то исказиться, так что ему приходилось местами выдавливать слова и несколько раз прочищать горло, хотя это и почти не помогало. По поводу того как ходят фигуры, у девушки вопросов не возникало, и она просто сидела подперев рукой подбородок, смотря то на доску, то на Семелесова, но когда речь зашла про 'шах' и 'мат' она вдруг авторитетно заявила.

– Дурацкое правило.

– Какое?

– Вот это: убиваешь главного и все разбегаются. Оно хорошо для сказочных романов и книг по альтернативной истории, но совершенно неприменимо в жизни.

– Не веришь значимость роли личности в истории?

– Люди склонны олицетворять свои идеалы. Присягать на верность другому человеку, для них куда проще, чем какой-нибудь организации или идеологии, хотя, по сути, возможно, они и подразумевают верность именно им, а не этому человеку. Должно быть, это у людей в крови: умирать за кого-то, а не за что-то. Впрочем, в этом вся суть монархии. Ты ведь монархист, Алексей, - тут она посмотрела на него испытующим взглядом.

– Конституционный, - уверенно ответил Семелесов.

– Конституционный?
– она чуть подалась вперёд, наклонилась над столом и снизу вверх посмотрела ему в глаза.
– А почему?

– Долгая история, - бросил Семелесов первое, что пришло ему на ум.
– Кстати ...
– он опять осёкся, - как тебе книга, которую ты у меня брала.

– Недурственно, - произнесла она и одновременно с этим резко двинула вперёд королевскую пешку.
– Мне особенно понравились слова про то, что у человечества не может быть цели. Сравнить нас с бабочками и орхидеями ... орхидеи, как поэтично, - она усмехнулась.

– Это всё что ты запомнила?

– Просто очень врезалось в память, а ты что думаешь насчёт этого?

– Я? О целях человечества?
– указал на себя Семелесов.
– Я никогда не был космополитом, - бросил он пренебрежительно.
– В какой-то мере я конечно антропоцентрист,

но говорить о том, что я привязан к человечеству в целом. К тому же, я православный христианин, верующий человек, как бы, в этом свете данный вопрос выглядит куда интереснее. Кстати так тебе лучше не ходить, я могу поставить вилку, - он указал на своего коня и на место, куда мог его поставить.
– Тебе придётся убирать короля, и мой конь съест ладью.

– Какая жалость, - только и ответила девушка.

Она проиграла первые две партии. Проиграла с трудом, вопреки всем стараниям Семелесова, и каждый раз она делала нарочито спокойный вид, придавая лицу чрезмерное хладнокровие, демонстративно скрывая досаду. Зато в третьей партии она просто взяла и поставила Семелесову детский мат, через несколько ходов после начала.

– Что за ...
– должен был воскликнуть Семелесов, но он произнёс это шёпотом, хотя и с соответствующей интонацией.
– Ты же говорила, что не умеешь играть.

– Хотела посмотреть на твоё лицо в этот момент, - ответила она, откинувшись на спинку стула.

– Какой момент?

– Только что.

Семелесов медленно поднял взгляд и посмотрел на неё. Отчего-то дыхание у него перехватило, и сердце стало биться, так что чувствовалось внутри. А она сидела довольная, улыбалась и поглаживала двумя пальцами витой браслетик на руке.

– Меня научил Дененрант, - произнесла девушка, отвечая на вопросительное выражение лица Алексея.
– Когда я была ещё в нашем мире, до перехода сюда.

– Ну ...
– начал, было, Алексей, но вдруг услышал какой-то странный звук, донёсшийся с улицы.

Клементина тоже насторожилась и притихла вслушиваясь. Послышался какой-то шорох, затем стук, словно кто-то куда-то карабкался. Семелесов медленно положил руку на пистолет, аккуратно взял его и встал со своего места.

Он медленно прошёл к двери на веранду, обернувшись, когда услышал шаги за спиной и увидел, что это Клементина встала в дверях, позади него, и выжидающе смотрела, почти прислонившись к дверному косяку. От этого Алексей вдруг почувствовал невыразимо приятное, сладостное чувство внутри, когда вновь повернулся к выходу на веранду, и крепче сжал пистолет. Он резко открыл дверь, одновременно делая шаг назад и выставляя вперёд сжимаемый обеими руками пистолет, но, к счастью, за дверью никого не было. 'Ну же, три глубоких вдоха, Семелесов, сейчас тебе нельзя делать глупости': с укором проговорил его внутренний голос. С удовлетворением отметив, что в окна никого не было видно, Алексей медленно подошёл к входной двери и открыл её на этот раз не так осторожно, но пистолет при этом он всё ещё держал перед собой, и палец лежал на спусковом крючке.

Но, это было зря, на улице никого не было. Семелесов спустился по ступенькам, осмотрелся, хотя это было сделано, по сути, просто так и юноша уже почувствовал появление на душе некоего успокоения. Он громко выдохнул, хотя ещё держал пистолет в согнутой руке на изготовке. Но мысленно он уже думал, что скажет Клементине, когда вернётся в дом, ибо он явно выглядел глупо, во время этого своего рейда на улицу, когда он вдруг действительно не думал, что она смотрит на него, помня лишь, что она рядом, у него за спиной.