Тропинка в небо(Повесть)
Шрифт:
— Ну, до встречи, Марий! Бывай здоров, друже! Архимед, бывай здоров! Не поминайте лихом, братцы! Я все-таки в академию!
Он сцепил в рукопожатии ладони и потряс ими. Друзья ответили ему тем же.
Отойдя десяток
Потрясенная, она спускалась вместе с Васей через сквер к проспекту Калинина, на трамвайную остановку. Матвиенко тем временем все пытался завести разговор:
— Мне говорят: «Поезжай в академию». — Хочу в истребительное. — «Ну, тогда в Ейск». — Нет, только Унзен. — «Да что вам Унзен? Здесь ближе» и еще что-то такое. Я: нет и нет. Не мог же я им сказать, что мы… кхе, кхе… договорились вместе.
«Что-то я не помню, когда договаривались, — мелькнуло в голове у Манюшки. — Неужели и Архимед в интриги ударился?»
— Ну, давай, Вася, лапу, — сказала она, когда вышли к трамваю.
— Да я мог бы… с тобой… Делать все равно нечего.
— Нет, знаешь, у меня там дела сугубо личные, так что…
На поселке Манюшка пробыла полдня. Николай не отходил от нее ни
— Ничего, не навечно расстаемся, — повторял он. — Закончим учебу — встретимся. Я к тебе приеду.
Манюшка была тиха и задумчива. Она была счастлива.
А вечером, провожая ее к трамвайной остановке, он будто нечаянно спросил:
— Близкие друзья, конечно, с тобой едут?
И по тому, как вдруг напряглось его лицо, как затаился он, ожидая ответа, она поняла, что его давно томил и мучил этот вопрос.
— Ну… по крайней мере один, — честно ответила Манюшка.
Больше Коля не проронил ни слова.
— Он мне действительно друг — и не больше, — сказала Манюшка. — Пиши чаще.
— Да что писать, — пожал он плечами. — У тебя же друг рядышком…
Чуть не плача, она пожала ему руку, вошла в вагон и стала на задней площадке. Выглянув, увидела его удаляющуюся фигуру, поникшую, какую-то всю разбитую. Жалость к нему и к себе прошила сердце. И — обида. И кто его знает, что еще — мучительно болючее.
По лицу ее текли слезы. «Кто-то из нас набитый дурак, — думала она, тихонько всхлипывая. — А скорее всего — оба».