Тропинка в небо(Повесть)
Шрифт:
— Не брал я, ребята, этого пальто, — сказал он так искренне, что кое-кто заколебался.
В том числе и Манюшка. Конечно, Комора типчик еще тот, но нельзя же и валить на парня все подряд! Видать, проняло его до печенок. Вон как по-человечески заговорил.
Однако большинство уже не верило ни его словам, ни интонациям.
— Ладно, — сквозь зубы сказал Трош. — Ты, собака, видно, еще из тех собак. Но и мы не кутята. Поищем это проклятое пальто. Кто со мною?
— Найдем! — подхватил Сурдин. — Я все его потаенные места знаю.
— Не имеете права! — завопил Комора.
— Позовите с собою следователя, — сказал
С Трошем ушли пятеро. Ждать их пришлось долго. За это время в классе никто не произнес ни одного слова. Слышно было, как за окнами падает капель и ссорятся на подоконнике пригревшиеся на весеннем солнышке воробьи.
С видом победителя в сопровождении ребят вошел Трош. Жестом купца, швыряющего в толпу золотые, бросил на стол сверток, перевязанный бечевкой. Презрительно глянул на Комору.
— Ну, что вы теперь скажете, ваше вшивородие?
— Это не мое. Мало ли, где вы взяли.
— Вот идиот, — нервно засмеялся Славичевский.
— Сорвать с него зараз же погоны! — потребовал Мотко.
Встал майор и сказал устало, потухшим голосом:
— Отставить, ребята, самосуд. Продолжайте собрание.
Раздались выкрики:
— Предлагаю исключить из комсомола! Просить начальника отчислить из спецшколы! Передать дело в суд!
Пока принимали постановление, Комора сидел недвижимо и казался безучастным ко всему. Лишь когда взметнулись руки, он, словно только сейчас поняв, что происходит, закричал надрывно, со всхлипом:
— Товарищи! Ребята! Что ж вы делаете? Ведь это же вся жизнь пропала! Ребятки, родненькие, простите!
Мотко, выразив общее мнение, сказал:
— Поздно ты, брат, про життя згадав. Трошки раньше треба було.
Вместе со всеми выходя из класса, Манюшка корила себя:
«Одной мне его жалко. Вот она, бабья слякоть. Нет, видно, в какую форму ни рядись, хоть в латы закуйся, все равно бабой останешься…»
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Николай приходит на помощь
На весенние каникулы Манюшка никуда не поехала. Залесье забывалось все прочней: друзей и товарищей там уже не осталось, к Николаю Степановичу хоть и тянуло, но в его новой семье родился ребенок и там, наверно, было не до нее. Поскольку в наряд она не записалась и снялась с довольствия, ей выдали сухой паек на неделю. Но сколько там было этого сухого пайка, да еще при Манюшкином аппетите! Кусок колбасы, кусок сыра, две банки рыбных консервов, хлеб. Со всем этим она управилась за три дня. Как-то так незаметно отламывала хлебушка, отщипывала колбаски, откусывала сырку, отчерпывала консервов — глядь, и оказалась у пустого корыта. Четвертый день она кое-как перебилась — сходила на обед в спецшколу и в память старого, лагерного, знакомства ее покормила тетя Тося. Можно было вообще пристроиться к знакомым поварихам и протянуть до конца каникул, годиком раньше Манюшка так и поступила бы, — но сейчас она вдруг не без удивления обнаружила, что не может жить на подачки. «Да боже ж мой, — сказала она себе, — остается каких-то три дня, неужели не вытерплю? Было время — годами голодала
— Ты часом не захворала, подружка? — спросила Марийка, собираясь вечером на свидание с Игорем.
— Нет, решила отоспаться за все годы. Не мешай!
Марийка поверила, но, встретившись с Козиным, когда разговор случайно коснулся Манюшки, сказала:
— С постели не встає, никуды не ходит. Говорит, отсыпаюсь.
— О штатская наивность! Ты разведай-ка, есть ли у нее чего рубать. Недаром же спикировала вчера в столовку. Тогда надо выручать… Знаю я эти сухие пайки!
В тот же вечер Марийка, расставшись с Игорем — он заступал в караул, — поехала на Стахановский поселок. Разыскала Николая Вербака, который только что вернулся из института и собирался ужинать и, вызвав его на улицу, сообщила:
— Я подруга М'aрия, она у нас живет. Якщо вы не хотите ее потерять, то поспешите — она помирает с голода.
— Ну, так уж и помирает, — засмеялся Николай.
— Не встает с постели. Голос слабый, как у котеночка… Знаем мы эти сухие пайки.
— Да вы что! — вдруг вскрикнул Вербак. — Она? Да где вы раньше-то были! — Он рванулся к двери, вернулся и затоптался перед Марийкой. — Я сейчас… Хотя нет, купим по дороге…
— Чего это вы задергались? Не знаете, что ли, Мария? — укоризненно сказала Марийка. — Если вы привезете ей продуктов, она вас выгонит. Да и мне попадет. Вы придумайте что-нибудь такое, ну, почему приехали, пригласите куда-нибудь, а по пути заведите в столовку чи в кафе и покормите. Будьте мужчиной, а не желторотым пацаном.
Он хотел было поставить на место эту круглолицую кудрявую кнопку, но сдержался: все же советы дает разумные.
Меньше чем через час они добрались до Марийкиной квартиры.
— Я исчезаю, — сказала Марийка. — А то она догадается.
На стук отворила бабушка и, увидев незнакомого штатского парня, окинула его подозрительным взглядом: здесь появлялись только ребята в военном. И пока он проходил в комнату девочек и находился там, она держалась в готовности номер один: сидела на краешке стула, настороженно нахохлившись и прислушиваясь.
— О? — удивилась Манюшка, увидев Николая. — Кого я вижу! Какими ветрами?
Коля облегченно вздохнул. Голос у нее еще был покрепче, чем у котеночка — Марийка явно сгустила краски. Не давая ей времени на раздумья, с ходу атаковал.
— Слушай, это ж явное отклонение от нормы — почти два года живем рядом и ни разу вместе в киношку не сбегали. Приглашаю.
— А что за фильм? — Манюшка изо всех сил старалась не показать свою радость. — Может, какой-нибудь…
— «В мирные дни». Сергей Гурзо играет. Ну, тот, что Сережку Тюленина в «Молодой гвардии».
— Да знаю… Отвернись, я встану.
Через полчаса они добрались до трамвайной остановки, где нужно было делать пересадку на троллейбус. Солнце еще не зашло, было тепло, и Николай расстегнул пальто — то самое, что побывало у Коморы.
— Давай заглянем в столовую, — предложил он как бы между прочим. — Я голодный, как стая волков. Время у нас еще есть… Тебе чего взять? — спросил он, когда они уселись за стол.
— Ну… стаканчик лимонада разве что, — ответила она таким тоном, точно собиралась еще и рыгнуть от сытости.