Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра
Шрифт:
— Ну что ж, будете у нас в Америке...
— Нет, уж лучше вы к нам!..
Земля первопредков. На следующее утро, часов в шесть, мы вышли на перевал. Поднялись без приключений — разве что сбились один раз с пути. Взяв очередной рубеж, войдя в зону абсолютного снега, мы остановились для небольшой паузы. Я церемонно обвел рукой лежавший у наших ног белый цирк — открытый к востоку, в сторону убегавших вниз изумрудных пастбищ цветущего ущелья Сиёмы, — и, задержав жест, объявил, что вот именно эти места являются особой зоной происхождения нашего общего проточеловеческого предка:
— Я все эти места как свои
— Так ты знаешь, куда теперь идти? — неожиданно спросила Виктория.
Тут я понял, что не знаю. Что же делать?
— Видишь ли, из-за активной сейсмологической ситуации рисунок ландшафта здесь настолько неустойчивый, что всякий раз приходится его изучать заново. Вот и теперь — опять что-то новое. Я лично такого рельефа не помню. Опять, видимо, трясло! Так что куда идти — я сейчас конкретно сказать не могу...
В это время начался камнепад. Солнце стало подтапливать снег, местами пошли оползни. Нужно было спешить. Мы интуитивно двинулись в сторону от камнепада, вверх по диагонали пересекая стену цирка. Поднимаясь все выше и выше, я наконец опознал четыре характерных пика слева от перевала. Оставалось совсем немного, однако последние сто метров пришлось подниматься почти вертикально. Но снежный покров тут был еще крайне плотен, так что внезапного съезда можно было почти не опасаться. Взобрались наконец на самый верх. С обратной стороны белого хребта на нас смотрела розовая Победа, выделяясь на безоблачном голубом небе фаллическим силуэтом гигантского шиваитского святилища. OM SHIVAYA NAMAH!
Однажды на перевале Четырех сам Шива, голый, в позе лотоса, всю полнолунную ночь играл на флейте. Мне об этом рассказала Вера, которая поднялась с ним на перевал со стороны Сиамы.
Моджахеды. На следующий день мы дошли до первого чабанского стойбища. Пастухи напоминали своим видом — бородатые, в бурках, чалмах и с ружьями — группу моджахедов. Викторию — чтобы не заморачиватьтся с лишними вопросами — я представил как эстонку, не говорящую по-русски. Эстонский язык от английского тут никто не отличал, но знали, что в Прибалтике не говорят по-русски. Мой первый вопрос: «Что в Москве?» Моджахеды сказали, что про события в столице слышали по транзисторному приемнику. Да, все верно, туда введены войска, Горбачев арестован, советская власть восстановлена. Чабаны сполна выражали свое удовлетворение ходом событий:
— Горбачев — совсем плохой. Сталин был лучше. А теперь деньги нет, бензин нет, зимой баран чем кормить будешь? Вот сейчас хорошо, снова советский власть будет!
По поводу ситуации с внешней границей вооруженные бараньи пастыри ничего вразумительного сказать не могли. Очевидно, это измерение политической жизни страны интересовало их меньше всего. Оставалось надеяться на более достоверные информационные источники, несомненно ждавшие нас впереди.
Ангел. Мы провели на стойбище остаток дня, а наутро моджахеды отрядили нам в помощники подростка с ангельской внешностью (таких можно увидеть на самаркандской мозаике), он должен был нести Викин рюкзак. Вика ничего не имела против, Ангел же оказался в состоянии не только носить тяжести, но и делать многое другое.
От кишлака Хакими, которого мы достигли к полудню, шла вниз, к душанбинскому шоссе, грунтовая дорога. У моста я заметил пару машин. Нашел водителей, но те ехать категорически
— Нет, брат, бензина. Ты хоть миллион давай. Понимаешь, бензина — нет!
Перспектива топать еще три десятка километров не очень воодушевляла, но ничего другого все равно не оставалось.
Дорога вниз представляла собой усыпанное булыжниками полотно, шагать по которому было крайне затруднительно. Ноги постоянно соскакивали с острых камней, к тому же поднималась чудовищная серая пыль. У меня вдобавок были неслабо стерты ноги, а на новой забулыженной трассе мне совсем поплохело. Виктория шла налегке — Ангел тащил ее рюкзак и ни на что не жаловался, — ну, на то он и ангел, — я же, глотая пыль, с параноидальным ужасом представлял себе, какие муки еще предстоит мне изведать на тридцатикилометровом маршруте, да еще под палящим солнцем и со стертыми ногами! Это было как спуск с Голгофы. Часа четыре мы пилили non stop. И при этом не сделали еще и трети всего расстояния! Положение становилось отчаянным. В этот самый момент Ангел кричит: «Машина!»
Это был грузовик, отвозивший бригаду полеводов с участка домой. Нас разделяло метров пятьсот. Мы видели, как последние человеческие фигурки подтягиваются к транспорту на посадку. Заметят ли нас? Подождут ли? Ангел рванул с места, вместе с рюкзаком, аки по воздуху. Он что-то закричал пронзительным голосом. Последние фигурки подошли к машине, но в кузов не забирались. В общем, нас дождались. Всего ехало, наверное, два десятка человек. Декхане Восточной Бухары. Особая культурная каста в мозаике евразийского этноцирка.
У поворота на Душанбе грузовик остановился. Мы сошли. Ангел остался. Виктория подарила ему, в знак вечной любви, какие-то свои амулеты. Ангел наградил ее преданным взглядом, и его небесный лик скрылся в облаке выхлопа и пыли, которое оставил после себя тронувшийся дальше грузовик.
Сила печатного слова. На этом же перекрестке стояло несколько лавок и общественный туалет. Именно туда я направился в первую очередь. И тут начинается самое интересное. Сижу я на корточках, читаю газету, говоря точнее — обрывки газеты, нанизанные на гвоздь в стене в качестве подручного средства.
Сразу видно — мультикультурная зона. В исламских туалетах бумагой не пользуются, так как здесь применение бумаги даже в качестве оберточного материала строго запрещено: а вдруг это листы из Корана или с кораническими цитатами? Вместо этого применяют камни или сухую глину. Надо сказать, после некоторого привыкания это действительно кажется более практичным и гигиеничным, чем бумага. Единственное, камни затруднительно спускать в канализацию. Но в естественных условиях — лучшего не придумаешь.
И вот на одном из газетных клочков я вижу заголовок: «Самоубийство генерала Пуго». Рядом — фотография и обрывок совершенно загадочного текста. Другой обрывок: постановление ГКЧП. Фрагменты. Итак, судя по полученной мной информации, ГКЧП установил новый политический порядок, а Пуго — одна из первых жертв новой власти. Интересно, что же с Горби? И с границей? Я решил не углубляться в чтение обрывочного материала, а добраться поскорее до Душанбе, где все должно было окончательно проясниться.