Тростинка
Шрифт:
– Она колдунья, девчонка та? Почто не любят ее?
– Говорят, она и есть волчица лесная. Днем будто девкой оборачивается, а ночью волчицей. Знаете вы ее!
Дружинники переглянулись.
– Девчонка, что летом на дереве сидела. Думали вы: русалка она. В деревне ее зовут «волчьей дочерью». А терпят только потому, что бабка лечит деревенских травами да наговорами.
– А воевода не тот, которого много лет назад волки в лесу загрызли? – спросил седой дружинник, видимо слышавший раньше эту историю.
– Он самый! Аккурат
Властимир сидел молча. В голове его мелькали картины лета. Он совсем забыл о лесовинке. А ведь он назвал ее тростинкой. Дела княжеские отодвинули образ девушки вглубь сознания, и он еще ни разу не всплыл, не напомнил о себе. А вот, поди ж ты! Оказывается она, чуть ли не дочь волчицы. Властимир не верил, что у волчицы, пусть даже оборотня, может родиться человеческий ребенок.
«И все-таки есть в ней какая-то тайна, – думал князь, – не напоминает она деревенских девок. Может оттого, что не делает работы деревенской, как другие? Или оттого, что с кикиморами знается». Князю припомнилась кикимора Акулька. Он усмехнулся своим мыслям: поверил в русалок да кикимор! Просто девка морок навела на хмельного. Научила ее старая колдунья видения на людей напускать. Умеют они это…
Князь тряхнул головой, отгоняя от себя воспоминания:
– Ну что, удальцы? Навел скуку на вас холоп? Хватит! Пусть зверюшки поуспокоятся. Айда домой! Пировать будем!
Глава 11
Милица сидела у окна, с грустью поглядывая на пустой двор. Властимир рыскает по лесам уже три дня. Прислал убитого зверья. И теперь холопы снимают шкуры во внутреннем дворе. В хоромах суета, беготня; дивятся на здоровенного лося, убитого князем. А сам он словно забыл, что в тереме живая душа томиться. Скучно молодой княгине, грустно одной – покинутой всеми. Даже старая нянька, шаркая истоптанными чириками, ушла смотреть на животину. Как же – любимое чадо поохотился!
Милица не захотела вместе со всеми идти на улицу, ей жалко было лесных жителей. Вдруг она услыхала далекий топот лошадиных копыт. Топот приближался к терему, становясь все отчетливее. И вот уже множество всадников показалось на широкой улице, ведущей к княжьему подворью. Гулко стучали копыта по замерзшей накатанной дороге. Всадники, спешившись во дворе, спрыгивали с лошадей. Милица не выдержала и бросилась в сени, потом выбежала на красное крыльцо встречать мужа. Щеки ее загорелись, когда она увидела въехавшего во двор Властимира. Она вся так и подалась навстречу ему.
Но Властимир жестом остановил жену. Несколькими шагами он одолел
– Вели баню топить! Промерзли мужики в лесу. Славно поохотились, славно попариться надо! Вели пир готовить! Душа гулять хочет. Позови дураков, пусть потешат. Зови гудошников, пусть в рожки сыграют.
Он оглянулся, отыскивая взглядом гусляра.
– Эй, Млад, парься в бане лучше, на пиру петь будешь!
Князь сгреб в охапку подошедшую няньку и так и втащил ее в сени.
Милица медленно пошла за ними. Дружинники отдавали удила в руки конюших: те, набрасывая на лошадей попоны, вели их в конюшни. Заиндевевшие от холода дружинники поспешали за князем в теплые сени. Не спешил, лишь Млад. Опустив кудрявую голову, он, нехотя, ступил на крыльцо.
В жарко натопленной бане дружинники расселись по широким лавкам и березовыми вениками стегали друг друга по мокрым широким спинам, изукрашенным старыми рубцами. Андрей отмачивал веник в деревянной лоханке и, усмехаясь, посматривал на друга, лежащего вдоль лавки.
– Приготовился, княже? Выбью из тебя весь холод лесной! Ночью жарко придется Милице, – усмехался он.
Мокрый веник опустился на мокрую, распаренную, спину, оставляя на ней красные следы.
– Ну что, княже, жарко тебе? – щерился Андрей, снова и снова опуская веник из дубовых листьев. Властимир кряхтел от хлестких ударов, ворочал плечами, и, наконец, не выдержав, соскочил с лавки и кинулся отбирать веник у друга. Андрей обежал вокруг лавки, не собираясь так просто сдаваться. Властимир, сделав вид, что утомился от бесполезной беготни, уселся на лавку, черпачком стал поливать на себя воду.
– Мир, княже? – Андрей миролюбиво протянул ему руку.
Князь ухватил ее и потянул друга на себя. Подоспевший дружинник подпихнул Андрея, и тот уткнулся лицом в лавку. Бородатые дружинники, молча усмехаясь, созерцали небольшую потасовку.
На то он и близкий друг, чтобы вот так запросто с князем.
Властимир, не жалея чужой спины, стегал веником вдоль и поперек, приговаривая:
– Широк ты, друже; есть, где венику разгуляться.
Андрей, свесив с лавки кудлатую голову, щурился от удовольствия:
– Ты, князь, не части, по всей спинушке-то пройдись да пониже тож!
Дружинники засмеялись шутке Андрея.
Властимир бросил веник:
– У тебя кожа, что у лося того. Пусть еще кто потешится на твоей спине.
Он сел и стал лить ковшом на себя воду.
– Эх, може кто разомнет спинушку мою? – призывно взмахнул веником Андрей. Желающих не нашлось, и он сам замахал дубовыми листьями, смачно охаживая и без того красное тело. Оттаявшие от лесной стужи, раскрасневшиеся, дружинники потягивали квас, принесенный в баню. Неспешно потекли воспоминания, как совсем недавно гоняли по лесу дичь; каждый хвастал, сколько набил зверья.