Тростинка
Шрифт:
– Ты что? – он тревожно приподнялся на локте, – я обидел тебя?
– Нет! Просто мне никогда не было так хорошо.
– Русалка ты моя! – он нежно гладил ее пушистые волосы.
– Я не русалка! – она встрепенулась в его руках.
– Хорошо, хорошо, – улыбнулся князь, – ты напоминаешь мне тростинку. Буду звать тростинкой.
– Зови! – она счастливо улыбалась в темноте.
– Я хотел спросить тебя… – неуверенно произнес Властимир.
– О чем?
– Почему тогда летом, ты осталась в шатре? Ты же могла уйти?
– Не могла! Я давно люблю
Властимр теснее прижимал ее к себе. Стеша гладила его грудь, проводя пальцами по расслабленным мышцам. Под правым соском, она нащупала неровный бугорок.
– Это чего? – ее пальцы ощупывали тугой продолговатый шрам.
– Рана старая. Не болит уже.
Стеша ласково прижала губы к шраму.
Властимир не выдержал, опрокинул ее на спину и, наклонившись к ней, стал целовать ее покорные губы.
Поздним утром князь Властимир с небольшим отрядом въезжал в город. Встречали их немногие прохожие на улице. Въехав на подворье, Властимир соскочил с коня, бросив удила на руки старому конюшему. Бодрым шагом последовал в покои.
– Баню топите!
– послышался его голос из опочивальни. – Эй, Назарий, неси рубаху на смену!
Холопы бросились выполнять приказание князя. Дядька Назарий на протянутых руках внес чистую рубаху.
Милица вошла в опочивальню и, вспыхнув, отвернула лицо. Властимир стоял обнаженный по пояс, а Назарий протягивал ему рубаху.
Не замечая, жены, Властимир через голову натянул рубаху, подпоясался серебряным, наборным ремешком. Слуга кинулся оправлять складки на поясе.
Милица подошла и протянула мужу гребень. Он небрежно взял его и стал чесать светлые волосы. Милица украдкой любовалась мужем. И лицом красив, и статью пригож. Только не нашлось у князя слов примолвить жену молодую, только не потянулась рука приголубить хоть мимолетом. Милица улыбалась мужу, а слезы обливали сердце внутри, застилали глаза. Она отвернулась и тихо вышла.
Властимир не заметил ее исчезновения, он расспрашивал холопа о делах домашних, о хозяйстве.
И тот обстоятельно пересказывал все произошедшее в отсутствие князя.
Глава 9
Наступил октябрь, в народе прозванный грязник. Принес с собой семь погод. С утра дождик сеет-веет, ветер по лесу ревет, вершины дерев туда-сюда мотает. То снег зарядит, закрутит белыми хлопьями, заметает тропки да дорожки. К вечеру, глядишь, опять грязь развезет дождем мелким, противным. Ветры в начале месяца дуют Астафьевы: ежели северный – к стуже, южный – тепло долго продержится, коли западный – к дождям, а коль с востока задует – к ясной погоде.
На Сергия-именинника капусту рубили, до Покрова хаты утепляли: завалинки приваливали, пазы конопатили, чтобы тепло зимой держалось.
А еще октябрь на Руси свадебником зовут. Урожай убран, хлеб в амбарах, пора свадьбы играть, покрывать
В лесной избушке посреди хаты, на земляном полу, тлел очаг. За дверью шумел ветер, приносил на своих крыльях то холодный дождь, то мелкий снег, тут же таявший и превращавший тропки в непроходимое месиво. В такую погоду люди все больше по домам сидят, никому не охота мокнуть да мерзнуть в лесу или на проселочной дороге.
В избушке гостей не ждали.
На раскиданной на полу соломе сидела Стеша, помешивая варево в котелке, висящем над очагом. Дверь резко распахнулась, и порог переступил молодой парень. Он весело стянул с головы потрепанную, мокрую шапку и отвесил поклон:
– Спокойно ли ночевали?
– Проходи, – улыбнулась Стеша, – сейчас похлебка дойдет. Ты не ел, поди?
– Как не поесть перед дорогой? К вам по непогоде голодным ноги не дотянешь.
Стеша снова улыбнулась:
– Тебе, видно, непогода не мешает по лесу шастать. Дела ли в нашей стороне у тебя нашлись? Иль безделье справляешь?
– В деревне свадьбы играют…, – Василь многозначительно помолчал.
Молчала и Стеша.
– Вот и нам бы пожениться! Охота тебе в лесу с ведьмой жить?!
– Мамо – не ведьма! Ты и сам не веришь тому, что в деревне о ней говорят, – глаза Стеши непримиримо блеснули.
Она налила похлебку в деревянную миску и подала Василю. С полки Стеша достала деревянные ложки и, сидя на полу, они ели из одной миски.
– Как в детстве, – улыбнулась Стеша, подавая Василю ломоть хлеба. – А помнишь, ты всегда самое вкусное мне отдавал?
Василь согласно закивал головой.
Они, молча, доели похлебку, и Стеша, вымыв миску, поставила ее на висевшую на стене закопченную полку.
– Ты, Василь, для меня так и останешься молочным братом. Ну, какой из тебя жених? – засмеялась Стеша, потрепав парня за непокорно торчащий чуб.
– Летом я сам пастухом буду. Люди будут мне платить. Заживем не хуже других! А, Стеш? – он за руку притянул ее к своей груди и преданно заглядывал в глаза, пытаясь прочитать в них хоть маленькую надежду.
Но Стеша отпихнула его:
– И не мечтай, Василько! Другой в душе у меня!
– Гусляр из княжьей дружины! Я думал – ты выбросила его из головы! Что-то не особо он к тебе спешит? Думаешь, коня по грязи не хочет маять? Если любит, так и грязь не помеха! Я к тебе пешком пришел…
Стеша отвернулась, стараясь скрыть набежавшие слезы. Василько прав! Князь давно не появлялся в лесу. Она, не смотря на непогоду, все ходила к осокорю, все ждала его. Снег, дождь и ветер не могли прогнать ее. А он так ни разу и не приехал. Может, княгиня молодая опутала его своими чарами? Тешится теперь князь с женою, а о тростинке, что в лесу живет, забыл, поди, давно. Мечется душа девичья, от каждого стука трепещет, все ждет: вот появится князь, снова будет Стеша целовать его, кудри светлые перебирать, а он речи сладкие опять говорить ей будет.