Тройная игра афериста

Круковер Владимир Исаевич

Недоверие старовера сменилось удивлением. Преодолевая привычную молчаливость, он спросил густым и чистым голосом:

• Промышлял?

• Охотничал, - ответил я так же лаконично, - белка, соболь, рогач... С Байкала я.

Спиридон одобрительно хмыкнул в огненную бороду. Этот хмык надо было рассматривать, как определенное уважение к промысловикам Прибайкальской тайги, где водятся знаменитый Баргузинский соболь, изюбрь - пантач, где в загадочном озере живет единственная в мире пресноводная нерпа, а при слове "омуль" у знающего

человека сразу рот наполняется слюной.

Тут Спиридон неожиданно резко сошел с тропы и свернул влево. Тропа же перестала быть скромной, охотничьей, а приобрела качества серьезной тропинки. Я остановился.

• Нельзя, - понял мой вопрос охотник.
– Запрещено.
– И, видя, что этим только разжег мое любопытство, добавил: - Только посмотреть. Издали.

Он снова пошел впереди и лес вскоре поредел, а сквозь кедры прорисовался желтый забор с проволочным воротником и двумя вышками. Приглядевшись, я обнаружил несколько видеокамер, вращающих своими кургузыми шеями с заданным ритмом.

Спиридон перехватил мой взгляд, но объясниться не удосужился. Сердито мотнул головой и пошел прочь, не ожидая меня. Пришлось догонять. Охота меня уже не интересовала, но из старовера я больше ни слова не вытянул. Так и вернулись в поселок, молчаливые, с одним косачем у пояса Спиридона.

Переодевшись я помчал к Демьянычу. Любопытство сжигало меня.

• Забор?
– сделал геолог невинное лицо. Он похмелился больше, чем требовалось, был настроен скептически, но, в отличии от Спиридона, язык за зубами не держал.

Через десять минут и два стакана медовухи я уже знал, что там находится правительственный охотничий домик, подходит к забору опасно, особенно ночью - могут выстрелить без предупрежджения. Эх, знал бы Демьяныч, какой азарт он во мне поселит, промолчал бы, наверное.

Уже вечером я был готов к исследованию засекреченного участка. Так как от моих охранников в тайге особого толка я не ждал, пришлось охмурять Спиридона. Для профессионального афериста обработать доверчивого лесного жителя, который, вдобавок, верит в Бога, особого труда не составило. Именно боженька мне и помог, навидался я всяких баптистов и прочих фанатов. Пр Аввакума читать приходилось, про двуперстников. Так что в атаку на бедного Спирю я пошел во всеоружие.

• Спиридон, - сказал я, вкрадчиво, - истинная вера должна бороться со злом...

Я специально сделал паузу. Его следовало вовлечь в беседеу, заставить спорить.

• Нет, - односложно ответил старовер.
– Не должна.

• Почему!
– изумился я.

• Мы, верующие, не приемлим зла, - расщедрился на более длинную фразу Мпиридон.

• Ну, а если рядом кто-то зло творит, вы что же - не вмешаетесь?

• Нет.

• Почему?

• Богу - богово, Дияволу - дьявольское.

Да, гениальный Спиридон сам того не ожидая выразил скверную идею римских завоевателей: Suum cuicve. Фашисты спустя много веков писали это на воротах концлагеря: "Едем дас зайне" - каждому -свое.

•

Послушай, Спиридон, - отчаялся я переговорить догматика, - мне посмотреть надо туда, за забор. Ночью. Неужели ты меня одного в тайгу отпустишь?

• Да.

• Что да?

• Отпущу. Нечего там смотреть.

• Как хочешь!
– разозлился я.
– И без тебя схожу.

• Убьют.

• Вот ты и будешь виноват, если со мной что-то случится. Грех на душу возьмешь.

Спиридон задумался.

...Когда стемнело, он молча пошел впереди. У меня с собой был бинокль и карабин Демьяныча. У Спиридона - ничего. Удивительно, но промысловик шел в тайгк с пустыми руками. Если не считать охотничьего ножа на поясе. Этот нож он, похоже, не отстегивал и в постели.

Луны не было. Фонарика тоже. Спирька шел впереди, я едва поспевал за ним. Это днем детские навыки помогали, темнота наставительно подчеркнула, что тренировка необходима во всем. Треща валежником и прикрывая лицо от веток я ломился за таежником на манер дохлого горожанина.

Спиридон остановился и я уткнулся в его спину. Спина пахла потом.

• Дерево, - тихо сказал Спиридон.
– Смотреть.

Мы полезли на дерево. И тут детские навыки помогали плохо. Разучился. Старовер же пер вверх быстро и бесшумно, как рысь. В трудных местах он протягивал мне руку.

Добравшись почти до самой верхушки могучего кедра Спиридон устроилмся в развилке веток и подождал, пока устроюсь я.

• Смотри, - сказал он.

Я осмотрелся. Три здания за забором смутно рисовались в темноте. Окна одного из них на втором этаже горели ясно. Похоже, что остальные постройки были одноэтажными, а это, освещенное, двухэтажным. Как ни странно, но забор не освещался вовсе, наверное у них была система сигнолизации и просмотре в инфракрасных лучах.

Я поднес к глазам геологический бнокль и окна прыгнули мне навстречу. Занавесок на них не было. Все три освещенных окна принадлежали одной большой комнате, зале. Похоже, что там было нечто, вроде медицинского учреждения, огромный процедурный кабинет или операционная на несколько столов.

Бестеневая хирургическая лампа виднелась над одним из столов, но включена не было. На столе лежал человек, лицо которого было мне мучительно знакомо. Седая шевелюра над сухим лицом была прихвачена узкой черной лентой. Седой был обнажен по пояс, от его предплечий тянулись трубки к аппарату, похожему на установку для переливания крови, но более громозкую, сложную.

На соседнем столе лежал ребенок. Его лицо было прикрыто марлевой косынкой, он был обнажен полностью, трубки зловещего аппарата соединялись с его шеей, животом и руками.

Гороло мне перехватило. Хотел сказать, а не могу. Даше дышать перестал. Молча сунул бинокль равнодушному Спиридону, прохрипел что-то. Нет, не могу говорить. Горло перехватило. Никогда не думал, чтио способен так зайтись от ненависти. И не потому, что Седой генерал, начальник Серых Ангелов доставал меня постоянно. Нет.