Тройная игра афериста
Шрифт:
Не то, чтоб меня эти сторублевые удержания шибко ударили по карману, злорадство толстухи главбуха раздражало.
Получив деньги, я тоже направился в магазин. Только не в продуктовый, а в промтоварный, где приобрел за 55 рублей радиоилу "Серенада". Пластинки Высоцкого, Окуджавы, Галича у меня уже были, и вечарами мне их очень не хватало. Тем более, что жилье мое улучшилось: директор переселил меня в другой, тоже фасадный, вагон, где я стал обладателем уюьной комнаты с прихожей6 кухней и минимумом мебели, в которой главенствовала деревянная двухспальная кровать с атласным
Не успел я подсоединить свою радиолу, как заявился Жора. Укрощение Кинги нас сдружило и Жора пришел выразить свою симпатию бутылкой "Столичной". Пришлось соорудить закуску. Мы выпили по рюмке и Жора, удовлетворившись моим объяснением, что я в "завязке", удалился вместе с бутылкой. Я, наконец, подсоединил радиолу, размотал комнатную антенну, поставил пластинку.
"Идет охота на волков, идет охота", - мощно начал Высоцкий.
В дверь постусали. Это явился засвидетельствовать почтение главный администратор. И тоже с бутылкой, но хорошего коньяка.
Проводив Андросова, я увеличил звук.
"Я не люблю себя, когда я трушу...". Стук. На сей раз у меня в гостях Филиппыч. Он долго плачется из-за необходимости платить за фазанов, хотя еще два года назад ему надо было перевести лис в другую секцию. У него "Зубровка".
Выпив третью рюмку, я понял, что визиты не прекратятся. Наверняка на подходе были еще: армянский коммерсант с жалобами на несправделивость азербайджанской милиции, соседка по вагончику Тося, Царь, который узнал, что я сидел и теперь искал встреч, а потом и другие сотрудники.
Я накинул куртку и зарулил в кабинет к шефу. Сутки отгула он мне дал без разговора. Паспорт был в кармане, пригласительные билеты тоже. Уже через час я стал обладателем одиночного номера в "Интуристк" - лучший тольяттинской гостинице. Номер вполне оплаврывал репутацию отеля: цветной телевизор, горка с сервизом, красивый интерьер и, даже бизе в туалете.
Я принял луш и спустился в вестибюль в бар. Три выпитых рюмки требовали продолжения. Я попросил бармена смешать мне коктейль и обратился к сидящей рядом девице:
– Простите, вы не местная?
– Местная, а что?
– Да так, хотел попросить показать мне город.
– Что его показывать. Город, как город. Вы лучше угостите девушку коньяком.
С ней все было ясно. Небогатая продавщица или столовская работница вышла на внеурочную работу. Но девчонка была молоденькая, не слишком потрепанная. Я заказал коньяк и предложил поужинать вместе.
Не столько я нуждался на эту ночь в женщине, сколько боялся уйти в запой. Я уже клял себя за мягкость характера. Надо было отказать своим гостям, не бобясь их обидеть. Проглотили бы, тем более - все они мои подчиненные. Секс мог удержать меня от пьянки, я это знал. А девчонка была
– Почему же именно к двум, а не к часу или к трем?
– спросил я.
– Потому, что в два кончается дискотека, - умудренно пояснила она.
– Я прихватил в баре бутылку сухого вина, фрукты и мы подняолись в номер.
... В два я проводил девчонку до выхода, где сунул сонному швейцару пятерку, и с удовольствием завалился спать. Проспал до 12, принял душ, перекусил в гостиничном кафе и бодрый, счастливо избежавший запоя, направился в зверинец.
Не успел я зайти на хоздвор, как на меня набросился директор.
– Где вы ходите? В зале бардак, клетки не убраны, дежурить некому...
– Простите, - прервал я его, - вы, Виктор Викторович, сами меня отпустите после обеда на сутки. Я даже раньше пришел. Это, кстати, мой первый выходной за полтора месяца.
– Надо знать, когда брать выходные, не после получки же, - сбавил он обороты.
– А какая разница?
– искренне удивился я.
– А пройдите по вагончикам, посмотрите, - с ехидцей, но уже спокойно, предложил он.
Да, я действительно был еще новичком в этой системе. В первом вагончике водители лежали вповалку, пахло блевотиной, на полу валялся мордвин Кильмяшкин по прозвищу Пельмень, изо рта у него стекала желтая слюна. Во втовром вагончике лежал бузчувственный Жора, обнимая недопитую бутылку. На соседней койте по жилая девица, сонно остатривалась, натягивая на дряблые груди простыню. В третьем вагончике жил Царь. На стук он открыть не соизволил. Царь всегда пил в одиночестве, а потом сутки-двое сидел взаперти, отходил. В третьем вагончике жили Филиппыч и Анлросов. Они встретили нас помятыми рожами и здоровенным жбаном пива. Работы от них сегодня ждать не приходилось. В вагончике, где жили мои рабочие, было не лучше, чем в шоферском. Недавно принятый парень из Тольятти - он отвечал за обезьян - был трезв, но так сильно болел с похмелья, что едва поднимал голову. Стоящий около койки таз был
наполовину полон коричневой вонючей рвотой. Рабочий хищного ряда, к расивый кореец Ким успел опохмелиться. Он готовно вскочил, но я запретил ему появляться в зале.
– Да, Виктор Викторович, - сказал я уныло, - коллектив надо менять.
Он только ухмыльнулся. Десять лет в этом болоте сделали его человеком умудренным, мой идеализм только смешил его.
Я зло переоделся в робу и взял в руки крайсер. После чистки клеток мне предстояла долгая процедура рубки мяса и кормления, потом надо было поить животных, потом проводить вечернюю уборку... Хорошо, что Антонина уже почистила у обезьян, задала им полдник и начала убирать у птиц.