Тройная игра афериста
Шрифт:
Оставалось загнать ее в слоновоз. НО это уже было делом техники. Сквозь заднюю дверь фургона пропускался трос, к которому крепилась киргина цепь. Сам трос был зацеплен другим концом за машину. За рулем - самый опытный водитель. Тихонько, буквально по метру, подтягивает он слониху, а та, не раз уже попадавшая в подобные переделки, покорно, хоть и без охоты, заходит в свой фургон.
Я закрепил цепь снаружи6 выпрямился. Грязный, мокрый, исцарапанный. Взглянул
Еще оставалось много дел. Надо было ехать в милицию, оправдываться, чтоб напуганные власти не запретили нам гастроли, надо было оформить счет на оплату пожарникам, надо было заканчивать переезд, надо было составлять акт о чрезвычайном происшествии, могущем привести в несчастному случаю. Дел было много. Я очередной раз проклял себя за то, что согласился принять должность и пошел переодеваться.
Фотограф тронул меня за рукаф:
– Михалыч, - сказал он, - я снимал.
– Получилось?
– спросил я.
– Конечно. Я с соседнего дома снимал. И менты на крышах, и как она художника гоняла - все.
– Сделаешь на мою долю?
– Конечно.
В моей голове мгновенно возникла сладостная картина фоторепортажа в зарубежной прессе и радужные бумажки валюты.
Идея была хорошая. Но директор, сразу по приезду, вызвал фотографа и плетку изъял. Он был умным человеком, мой директор.
Зато Кинга после этой истории меня признала и пустила в фургон.
***
Утро. Хоркин, похоже, почти не спал. Тем ни менее утреннюю разминку он проводит с воодушевлением. В двери стоит девчонка в рубашке Хоркина - та ей вроде платья,- она явно ошеломлена.
Хоркин делает последний кульбит и впадает в транс. Поза смерти, самое сильное его оружие в безвыходных моментах, исполняется настолько реалистично, что девчонка испуганно падает на Хоркина слушать сердце, а потом хватается за телефон и вызывает скорую.
– Скорая, да-да, дяденька, сердце у него остановилось. Адрес? Сейчас посмотрю,-девчонка открывает дверь и смотрит на номер квартиры,-квартира четырнадцать. Номер дома? Я не знаю, я сама скорую встречу. Телефон? Сейчас посмотрю...
В это время Хоркин открывает глаза и, восстанавливая ровное дыхание, говорит тихонько:
– Положи трубку,
***
Утренний завтрак этой странной парочки идеалистичен. Будто патриарх с дочкой послушной вкушают пищу, негромко и неспешно переговариваясь.
Потом Хоркин провожает девчонку до метро. Он берет с нее слово, что его адрес никому известен не станет. К тому же, он так быстро провел девчонку дворами, что она, похоже, и не запомнила адреса.
– А как мне тебя еще увидеть?
– капризно спрашивает девчонка.
– Бывай в аэропорту каждый понедельник в 18-00. Если я сам захочу тебя увидеть, то приеду. Может через неделю, может через два месяца. Если надежда есть - увидимся. На том же месте, у аптечного ларька, гед познакомились. Чао. Деньги не потеряй.
– Не-а, я их в плавки спрятала.- Девчонка лукаво смотрит на Хоркина и, вдруг, быстро целует его в щеку.-Спасибо. Ты очень хороший. Чао.
Хоркин стоит, задумчиво смотрит на входящую в метро девчонку. Лицо его бесстрастно.
Глава 8
...И получается у меня что-то среднее между животным миром и миром человеческим, который хуже животного. Своеобразный синтез двух начал, этакий кентавр, отравленный и развращенный средой, в которой произрастал. Гомосексуальный кентавр. Кентавр - эксгибиционист. Кентавр - мошенник, аферюга. Короче, хромой и слепой. Калека.
В детстве часто воображают себя различными животными, играют в животных. Я больше всего любил представлять себя кентавром. И в грезах своих ребяческих мчал по лугам, широко дыша мощной грудью. Лошадиное туловище не лишало меня человеческой сущности. Были руки, была голова, Был даже торс. Что еще нужно, чтоб чувствовать себя человеком?
То, что ниже пояса, меня тогда еще не озабочивало. Но, когда в мечтаниях начала появляться самка, она отнюдь не имела лошадиной стати. Не кентаврихой была она, а обыкновенной девчонкой, потом - девушкой, потом - женщиной. И с появлением этих мыслей образ кентавра начал расплываться, растаял совсем. Сейчас он возник снова, но уже в другой ипостаси.
Я, вдруг, остро осознал двойственность своей сущности. И эта двойственность начала мне не нравиться. Если раньше я думал и заботился только об одном существе в мире - о себе самом, то теперь мне было о ком думать и заботиться. Маша вошла в мою жизнь, как взрыв, как диссонанс, как луч солнца в темницу узника. И следовало эту жизнь менять. Ради нее. Но, как? Этого я пока не знал. И думать сегодня на эту тему мне было некогда, я уже подошел к парадному входу "Жемчужины Крыма" и родственник гориллы, одетый в китель швейцара, приветливо заулыбался мне, открывая дверь и сгибаясь в спине: