Тройная игра афериста
Шрифт:
– Дочка, - сказал я неожиданно для самого себя.
Второй раз в жизни я увидел улыбку на лице Пахана.
– Жирный, - сказал он добродушно, глядя на мою жертву, прижимающую к лицу салфетку, - глаза целы? Эй, Доктор, осмотри-ка Жирного. Ну, целы глаза? Вот и славно. Будешь ты теперь не Жирный, а Меченый. От этих вилок шрамы ужасные остаются. Не рычи, сам виноват. Поперек батьки голос подавать не надо было. Тут решения я принимаю. Может ты хочешь на мое
– Так что, воры, - сказал он уже другим, строгим голосом, - отпустим Зверя? Или кто-то имеет сказать? Филин уже сказал. Могу добавить, что в Москве в гостинице, когда менты хотели его взять на живца, на эту самую девчонку, которая, оказывается, его дочь, он из автомата положил трех и слинял. И про побег у меня есть новости. Ребята сразу рванули в лес, а Зверь затырился в хату директора школы и там отсиделся. Он нам не обещал ребят вывести из тайги, уговор был, что поможет уйти с зоны, а дальше каждый сам по себе.
– Что тут говорить, сказал белокурый вор в сиреневых плавках. Ангелочки на груди синели, как маршальские отличия. Мертвый Зверь хоть и не в законе, но парень правильный. Ни в чем себя не замарал, наши правила соблюдает, в общак с каждого фарта дает щедро. Я догадываюсь, почему он не хочет вором по всем правилам быть - из-за дочки. Это его право. И защитил он ее лихо, сам тощий, а на такого бугая не побоялся при всем сходе ломануться. Молодец, душа у него наша - воровская.
Стол одобрительно загудел. Похоже, я своим безрассудным поступком спас себе жизнь. Впрочем, это Маша спасла мне жизнь. Я поклонился сходу:
– Спасибо, братва. Простите, если что не так было. Да, я вор в душе и всегда буду за воров. Но дочь свою я из сердца могу вынуть только вместе с сердцем. Спасибо за уважение.
Пахан приобнял меня за плечи:
– Пойдем, провожу. Давай, пацанка, за нами.
И уже в вестибюле сказал тихонько:
– Серые Ангелы тебя ищут. Я должен был тебя им сдать, есть у меня перед ними кой-какие обязательства. Но не сдам, чем-то ты мне, аферюга, симпатичен. И все же мотай отсюда, пока жареным не запахло. С бабками как дела обстоят?
– Ниже среднего, - сказал я лаконично.
– Пришлю. И мотай куда-нибудь за бугор, отсидись. Воры теперь не тронут, но серым ангелам я не указчик. Давай, счастливо.
Он еще раз потрепал Машу по голове и, ссутулясь, ушел. Мы с Машей молча вышли из гостиницы и пошли по набережной, поглядывая друг на друга.
– Вова, - осторожно спросила Маша, - ты это специально выдумал, что ты мой отец?
После пережитого у меня толчками пульсировала кровь в висках, сердце сжимала
– Нет, - сказал я резко, - не выдумал. Вот, читай.
Я достал из заднего кармана брюк сложенные бумаги, добытые мной в архиве, присел на бордюр и стал смотреть на море.
"Приедается все, лишь тебе не дано примелькаться. Дни проходят и годы проходят, и тысячи, тысячи лет...". Да, море никогда не приедается, смотреть на тушу этого мерно дышащего исполина всегда интересно. Поселиться тут, что ли, у моря. Квартиры нынче подешевели, вполне осилю. И бизнес себе легко найду, те же воры помогут устроиться в легальном бизнесе... Но пока думать об этом рано. И расслабляться рано. На хвосте Седой. Да и Жирный теперь пополнил копилку моих врагов.
– Послушай, - Маша была очень серьезной, - а ты почему раньше не появился? Сидел, да? Тогда, почему не написал?
– Я только позавчера узнал о том, что у меня была дочь, - мягко сказал я. И подробно рассказал ей о происшедшем, ухитрившись превратить её истинную мать в подругу матери, которая мне все это и поведала. А мамашу я быстренько умертвил в автомобильной катастрофе, заметив, что хорошая мать не продала бы своего ребенка.
Маша задумалась. Потом встала:
– Пойдем, Джину пора выгуливать. С твоими воровскими делами весь день потеряли. Я сегодня даже еще не купалась.
Некоторое время мы шли молча. Потом она спросила:
– Хочешь, я тебя больше не буду звать Вовкой?
– Нет, не хочу, - ответил я, улыбаясь во весь рот.
Она посмотрела на меня исподлобья и сообщила:
– Разулыбался, как дурак совсем. Ишь, во весь рот беззубый радуется. И чему только радуется, дурень?
И в свою очередь расплылась в улыбки. Ее улыбка в отличие от моей была зубастая. Счастливый ребенок - все зубы целые.
Глава 9
Цирк на Цветном бульваре. Хоркин идет по служебным помещениям, здоровается -его многие знают. Наконец он у слонов. Самая большая слониха Чита радостно тянет к нему хобот, Хоркин радостно ласкает ее , кормит какими-то лакомствами из кармана.
Подходит Алексей Корнилов, дрессировщик и руководитель номера, продолжатель знаменитой династии Корниловых. Они здороваются, по цирковой традиции обнимаются.