Трудная проблема сознания
Шрифт:
И все же без дальнейших уточнений не обойтись. Хотя с онтологической точки зрения обозначенная позиция достаточно ясна и хотя я уже привел некоторые аргументы в ее пользу, они, по правде говоря, не являются решающими. А если они не решающие, то мы оказываемся в ситуации, где могут воспроизвестись все старые вопросы — и «трудная проблема» вновь ускользнет от своего решения.
Все дело в том, что пока я так и не привел убедительного доказательства необходимости сознания, приватных состояний, для реализации нелокального физического влияния. Если такое доказательство не будет найдено, то наличие сознания по — прежнему будет казаться чем-то необъяснимым и по — прежнему будет неясно, почему паши действия не могут детерминироваться чисто физически.
Как и раньше в подобных запутанных случаях, обратимся К феноменологическому анализу наших базовых убеждений. Ранее мы видели, что (1) у нас есть все основания считать, что определенные сингулярные события каузально связаны с другими сингулярными событиями и их рядами, образующими автономные цепи. Иначе говоря, мы исходим из того, что каузальные ряды, обнаруживающиеся в нашем мире, локальны и поэтому
И вот тут решающий момент. Нам надо понять, почему при такой структуре ожидании мы не считаем, что все физические события не полностью детерминированы локальными факторами. Ответ состоит именно в том, что — обобщая опыт реальных каузальных зависимостей — мы изначально исходили из того, что в нашем мире физические события детерминируются локальными причинами, а принятие вышеописанной схемы отменяло бы это допущение, обозначенное выше как пункт (1). Поэтому, конструируя свои ожидания относительно поведения тех или иных материальных систем, обычно мы игнорируем вопрос, каким образом они пришли к нынешнему состоянию, полагая, что физическая причинность действует локально и на основе наличных физических обстоятельств. Вместе с тем мы не можем исключать, что если бы прошлый опыт аккумулировался внутри самих каузальных рядов на приватном уровне, этот опыт мог бы оказывать влияние на ход физических событий. Так оно и выходит. И лишь в этом случае мы можем соотносить происходящие события с нелокальными физическими коррелятами приватных ментальных состояний — а фактически соотносить их с состоянием мира в целом. Но нарушения естественно принимаемого допущения автономности каузального ряда, связанного с историей, к примеру моего организма (возникающего в конечном счете от пересечения чисто физических рядов, автономность которых не вызывает сомнений), все равно не происходит, ибо нелокальные факторы могут рассматриваться как определяющие причины моего поведения лишь при допущении, что они действуют через приватные ментальные состояния, отражающие историю развертывания этого каузального ряда.
При понимании того, что нелокальные физические причины могут действовать только через локальные в одном смысле — т. е. сопряженные с данным автономным рядом — и нелокальные в другом смысле — приватные — факторы, становится очевидной невозможность обойтись без квалиа, без приватного измерения [62] . При этом само приватное измерение, разумеется, может обнаружиться лишь при определенных структурных предпосылках, при определенной организации материальной системы, в которой оно существует.
[62]
Этим, стало быть, завершается феноменологическая дедукция понятия ментальной каузальности.
А чтобы понять, о какого рода организационных принципах здесь может идти речь, отметим, что, поскольку квалиа, как мы выяснили, должны быть связаны с нелокальными физическими явлениями, а не локальность — феномен, хорошо известный квантовой физике, то мы можем попробовать соотнести сознание с квантовыми феноменами (хотя при этом надо стараться избегать разного рода спекуляций). Самый наглядный способ сделать это — вспомнить, что, согласно нашим выводам, события, происходящие в мозге как физической системе, не полностью детерминированы локальными физическими обстоятельствами. И если — гипотетически — в какой-то момент лишить мозг квалиа, то его состояние в следующий момент времени можно мыслить наподобие суперпозиции множества его возможных изменений. Соответственно, роль квалиа в таком случае сопоставима с фактором, вызывающим коллапс волновой функции, — но ведь именно эта роль может отводиться квалитативным состояниям (сознанию) в ряде интерпретацией квантовой механики [63] . И тут я должен напомнить, что со времен статей Пенроуза и Хамероффа — хотя, конечно, у них в этом плане было немало предшественников — тема связи сознания с квантовыми процессами занимает умы авторов самой разной специализации. Впрочем, исследование возможных квантовых основ сознания находится в самой начальной стадии, хотя некоторые из выдвинутых гипотез уже пошатнулись. Поэтому я не буду углубляться в частности [65] . Рискну лишь предположить, что, несмотря на то, что объективно мозг в силу его температурных параметров является неблагоприятной средой для квантовых макроявлений, поиски связи сознания и квантовых феноменов — перспективное направление. Что-то здесь обязательно будет найдено.
[63]
Обзор интерпретаций квантовой механики и их отношения к каузальной роли сознания — см.: Rosenblum В., Kuttner F. Quantum Enigma: Physics Encounters Consciousness. N. Y., 2006.
[65]
Можно было бы порассуждать о том, что предложенная концепция сочетается с тезисом об эквивалентности Копенгагенской интерпретации и интерпретации скрытых параметров Д. Бома.
С философской точки зрения интереснее то, что квантовые макроэффекты в мозге, от которых, вероятно, зависит возникновение сознания, в силу специфики
[66]
Ср.: Hameroff S. Quantum computation in brain microtubules? The Penrose- Hameroff 'Orch OR' model of consciousness // Philosophical Transactions: Mathematical, Physical and Engineering Sciences 356: 1743 (1998). P. 1869–1896.
Не менее принципиальным представляется и другое следствие низкоуровневой природы квалиа: квалиа, существующие, возможно, даже при компактных коалициях нейронов, не обязательно должны быть связаны с сознанием в его обыденном понимании. Иными словами, есть серьезные основания прислушаться к уже известным нам идеям Н. Блока, предлагающего различить два типа сознания: феноменальное сознание и сознание доступа. Феноменальное сознание имеется там, где имеются квалиа. А сознание доступа обнаруживает себя в тех случаях, когда те или иные квалиа оказываются доступными различным системам мозга или когда они могут оказывать влияние на функционирование этих систем. Чем больше такое влияние, тем интенсивнее осознание соответствующих квалиа.
На первый взгляд, правда, не совсем ясно, как соотносится понятие неосознанных — в смысле доступа — квалиа и бессознательных состояний, взятых в классическом фрейдовском смысле. Ведь, к примеру, бессознательные желания, похоже, могут оказывать влияние на поведение, и тем самым они скорее подпадают под понятие сознания доступа [67] . С другой стороны, очевидно, что такие состояния должны соответствовать именно феноменальному сознанию без доступа. Решение, возможно, в том, чтобы трактовать сознание доступа как нечто градуированное. Т. е. все квалиа оказывают какое-то влияние (хотя бы потому, что все нейроны, где они, вероятно, порождаются, связаны с другими нейронами). В этом смысле сознание доступа, пусть и слабое, распространяется на все квалитативные состояния. Но при увеличении их влияния, т. е. при усилении соответствующих нейронных паттернов в глобальном рабочем пространстве (если допустить существование такой амплифицирующей среды), сознание доступа становится таким интенсивным, что эти квалиа выступают как нечто обособленное, отличенное от всего остального.
[67]
Cp.: Zizek S. The Parallax View. Cambridge MA, 2006. P. 240.
Так вот, фрейдовские бессознательные состояния можно рассматривать как квалиа, достаточно влиятельные для того, чтобы участвовать в формировании поведенческих реакций, но недостаточно влиятельные для того, чтобы представать как нечто обособленное, т. е. чтобы быть отличенными от других квалиа. Тут, кстати, уместно вспомнить, что в новоевропейской философии под сознанием нередко понимали именно способность различения представлений [68] . Если одно представление отличено от другого, то можно сказать, что оно осознается. Соответственно, блоковскую схему можно модифицировать и превратить в дихотомию феноменальное сознание / сознание — различение (понятие сознания доступа оказывается неоптимальным, так как оно, как видно, должно рассматриваться как нечто континуальное). Далеко не все квалиа отличаются мной от других. Но тут новый вопрос — а кто такой Я? Нужно ли примысливать к этой схеме особого субъекта?
[68]
См., напр.: Wolff Chr. Vernunftige Gedanken von Gott, der Welt und der Seele des Menschen, auch alien Dingen uberhaupt. 3 Aufl. Halle, 1725. S. 454. Наиболее проработанную траковку сознания как способности различения предложил в XVIII веке И. Н. Тетенс в трактате «Философские опыты о человеческой природе и ее развитии» — см.: Tetens J. N. Philosophische Versuche uber die menschliche Natur und ihre Entwickelung. Bd. 1–2 Lpz., 1777. Bd. 1. S. 262 ff. В современной отечественной литературе тему сознания как различения развивает феноменолог В. И. Молчанов. См.: Молчанов В. И. Различение и опыт: феноменология неагрессивного сознания. М., 2004.
Видимо, да, но в такой процедуре нет ничего нелегитимного. Субъект можно мыслить как систему мониторинга, сопряженную, вероятно, с лингвистическим модулем в так называемом доминантном полушарии [69] и работающую по триггерно — му принципу: по достижении тем или иным квалитативным состоянием и коалицией нейронов, его физической базой, определенного влияния в мозге триггер срабатывает и соответствующие квалиа становятся контентами других ментальных состояний, связанных с этой системой. Именно тогда мы можем утверждать, что квалиа различены и осознаны.
[69]
Это допущение позволяет отрицать воможность раздвоения субъекта — к примеру, при мысленном или реальном разделении полушарий мозга (в противном случае мы можем прийти к парадоксам — ср.: Parfit D. Personal identity //Personal Identity, ed. by J. Perry. Berkeley, 1975. P. 199–203). Но подобное допущение не отменяет возможности раздвоения ментальной жизни. Ср.: Nagel T. Brain bisection and the unity of consciousness // Synthese 22 (1971). P. 396–413.