Трудное дело
Шрифт:
Чванов с чувством показал кулак участковому. Тот сокрушенно развел руками: от волнения спутал дверь, а ведь приходилось заходить в нее не раз и не два.
— Нейтрализуйте эту любопытную, — шепотом приказал подполковник.
Как ни осторожно действовали сотрудники милиции, но карты были спутаны. Если преступник услышал шум, он настороже. Правда, уйти ему некуда, дом блокирован, но сопротивляться он будет до конца. И уж во всяком случае дверь не откроет. По знаку начальника один из оперативников достал из кармана связку ключей. Несколько секунд — и замок открылся. В коридор выходило несколько
— Он! — шепотом выдохнул участковый. — Точно — он!
К двери рванулся Кривенко, но его удержала рука Чванова. Капитан остановился, отступил в сторону. Ничего не поделаешь, так уж принято в МУРе, чтобы впереди шел старший по должности, по званию.
Звякнув рассыпавшимися по полу стеклами, дверь в кухню распахнулась. Мужчина в майке схватил с плиты исходящий паром чайник. Конечно, это не пистолет, но все же три литра крутого кипятка — вещь малоприятная. Но убийца не успел, чайник отлетел в сторону. Руки заломлены за спину. С сухим щелчком замкнулись наручники.
— Гражданин Патрушев, вы задержаны...
В тот час в другом районе города из деревянного двухэтажного дома вышел с ведрами человек. В доме водопровода не было, и приходилось ходить к водоразборной колонке, благо расположена она была поблизости. Мужчина поглядел по сторонам, в переулке никого не видно. Подошел к колонке, повесил на крюк ведро, надавил тугую рукоятку. Одно ведро наполнено, другое... Можно и домой. Но не успел он сделать и трех шагов, как к нему подскочили двое. Покатились ведра. Руки зажаты как в железных тисках.
— Гражданин Коровин, пройдите с нами. Сопротивляться не советуем.
Тогда же были задержаны и все остальные. Без шума, без сопротивления. Они бы и шумели, и сопротивлялись, и убивали, но только вот возможности для этого у них больше не было.
— Сработано неплохо, — подвел итог операции комиссар Кудрявцев.
Задержание состоялось, а работа по изобличению убийц только началась. Провести допрос было поручено Ю. Иванникову и В. Чванову. Чванов размял в руках сигарету, еще и еще раз пролистал плотную папку бумаг. Сейчас они встретятся с человеком, о котором столько пришлось думать за последнее время, представлять его голос, внешность, манеры. Они уже многое знают о нем. Но еще не все. Предстоит выяснить мотивы, причины преступления, каждую мельчайшую подробность. К поединку готовилась вся бригада. Спорили, вырабатывали оптимальный вариант, наилучшую тактику допроса.
Чванов отбросил незажженную сигарету, снял телефонную трубку:
— Приведите задержанного.
Вот он, убийца. Хитрый, изворотливый враг. Глаза наполнены лютой ненавистью. Патрушев опустил веки, взгляд его сделался тусклым, безразличным. Преступник явно хотел показать, что ему все неинтересно, что он спокоен, уверен в себе. Но руки не подчинялись ему. Они предательски дрожали, пальцы подергивались, словно искали что-то... Поймав внимательный взгляд сотрудника милиции, Патрушев спрятал руки за спину.
— Садитесь. Предлагать вам признаться во всем, чистосердечно раскаяться и помочь расследованию, как я понимаю, бессмысленно. Не так ли?
Патрушев демонстративно отвернулся.
—
— Конечно.
— Допустим. Тогда поясните вот что...
На газетном столике лежал какой-то предмет, накрытый серым полотном.
— Узнаете? — Иванников сдернул покрывало. Под ним — керосиновый бидон с погнутой ручкой. Патрушев зажмурил глаза.
— Ваши соседи, мать, сестра опознали его вот по этой ручке. Он найден в доме на улице Крылова. Как он туда попал?
Иванников подходит к столу, теперь уже письменному, садится в кресло, открывает ящик. Одна рука в ящике, пальцем другой он манит к себе Патрушева:
— Подойдите.
Иванников достает из ящика пачку облигаций, раскрывает их, как колоду карт, приближает их к глазам Патрушева, чтобы тот мог видеть их номера и серии.
— Вы видели их? Если нет, то каким образом они очутились в вашем сарае под дровами. Кстати, вот протокол обыска. Можете ознакомиться. Не хотите? Не надо. А ведь раньше эти облигации принадлежали убитым в том самом доме на улице Крылова, в котором, по вашему утверждению, вы никогда не бывали. Пойдем дальше...
Патрушев ошеломлен, он старается сосредоточиться, вывернуться. Но появляются все новые вещи — те самые бесспорные свидетели, которые не оставляют ни малейшей лазейки. И ни малейшей надежды...
На стол ложится красная дерматиновая книжечка, поддельное удостоверение, благодаря которому Патрушев и его сообщники проникли в дом. Следом — брюки с обожженными манжетами, кастет, обломок ножа.
— И все это ваше, Патрушев. Посмотрите! А об этом мы поговорим позже, — Чванов сдернул газету, прикрывающую что-то на письменном столе. Блеснул пистолет «ТТ». — Хватит? Будете говорить?
Патрушев понимает, что это конец. И он начинает говорить, торопливо захлебываясь от смертного ужаса. Рассказывает, как готовилось преступление, как убивали. Подробно, обстоятельно. Но сейчас он старается все валить на других...
— Скажите, меня расстреляют? Да? Я же все рассказал!
— А что бы изменилось, если бы вы молчали? — Иванников показывает на предметы, лежащие на столе, похлопывает по толстой папке с бумагами. — Судьбу вашу решит суд. Но, думаю, смягчающих обстоятельств он не найдет.
И тут допрашиваемый завыл, как воет матерый волк, попавший в капкан. Чванов вызвал конвой.
В тот же день сознались остальные трое.
Некогда Патрушев, отсидев в колонии положенный за разбойное нападение срок, вернулся в Свердловск. Ему помогли выбрать хорошую специальность, дали направление в школу шоферов. Сделано было все, чтобы оступившийся человек понял — его дальнейшая судьба в его собственных руках. И он выбрал свой путь. Деньги, деньги, неважно каким путем, лишь бы побольше и без особых трудов. Они нужны на водку, пьяный разгул — на все то, что считал Патрушев «красивой» жизнью. Так же думали и братья Коровины, Арнольд Щекалев. Эти четверо были знакомы и раньше, а теперь сошлись еще ближе, стали неразлучными. Вместе пили, вместе опохмелялись. Однажды обсуждали очередной финансовый кризис.