Трудности работы авантюристом
Шрифт:
— Ешь, набирайся сил, — внешне она выглядела сильно уставшей. — И, пожалуйста, как доешь зайди к своему учителю, он начал приходить в себя, пока что бредит… а как очнётся, я боюсь начнёт куролесить и упрямиться, ещё чего натворит недоброго… Понял?
Джорджи кивнул. Он вновь ощущал у себя в ногах тёплую тяжесть и немоту, там вновь спала Отрыжка свернувшись в клубок. Эльфийка поставила оплывшую жирную свечу на комод у входа в комнату и вышла.
Джорджи сел и посмотрел с интересом в чашку. Ему больше всего в этот момент хотелось пить, прям сильно хотелось, но эльфийка ничего из питья ему не оставила, но в то же время в тарелке
Руки затекли основательно за то время, пока он спал, и плохо гнулись пальцы и локти, когда он подносил ложку ко рту. Бульон… суп… похлёбка? Как назвать эту белёсую массу Джорджи не знал, на вкус она была нейтральной, немного кисловатой, немного горьковатой, в ней хорошо ощущалась мука, и едва-едва молоко. Больше там, кажется, и не было ничего. Однако Джорджи выхлебал всё содержимое до последней капли. Он не помнил, когда в последний раз ел, а жажда сильно донимала его. Но сейчас оба эти чувства улеглись в нём, и Джорджи снова захотелось лечь и уснуть.
Вставать не хотелось совсем.
Но он встал. Отрыжка подняла на него заспанную моську, и улеглась обратно, досыпать недосыпанное. А Джорджи, весь покрытый мурашами, ёжась от холода, прочапал босыми ногами к комоду на входе, взял свечу и вышел в тёмное нутро дома.
Одет он был в свои же дранные и сильно грязные штаны, однако больше ничего на нём не было, кроме бинтов в травянистом растворе, что напрочь прилипли к телу, и отлипать не хотели, да и Джорджи не собирался их тревожить. Собственное тело и раны вроде как не беспокоили его, но побитость он ощущал основательную, всё тело ломило, и он всё так же старался не думать, и не вспоминать ту нехорошую ночь, и того злобного орка.
Однако, оно вспоминалось само.
Он шёл по коридору, тут лавки местами стояли, местами шкафы и гобелены висели на стенах, местами были двери закрытые, а в одном месте ему пришлось прижаться к самой стене, потому что массивный ствол дерева обвалил пол коридора.
Протиснувшись, он дошёл до конца прохода, свернул.
И увидел в конце комнату и край кровати. Там тоже стояла свеча. Дверь была открыта. Джорджи прошёл туда, и холод как-то разом покинул его, и он вошёл в комнату забыв обо всём, кроме старого кобольда. Учитель лежал на кровати, мотал косматой головой из стороны в сторону, борода его была в паутине слюны, он что-то мямлил про себя, но глаза его были закрыты.
«Он что… стал меньше?!» — подумал про себя Джорджи.
И ведь действительно, кобольд вполне помещался на обычной человеческой кровати, и пусть стопы его немного свисали с края, и массивные руки выставлялись по краям забинтованными частями, но… это было несуразно меньше, чем прежде. Он… был обычным, огромным по человеческим меркам, внушительным стариком, но… такого можно легко представить в какой-нибудь деревушке старым рыбаком, или опытным шахтёром на рудниках, которому не привыкать держать в руках кирку и потому его мышцы за долгие годы работы окрепли, набухли и выделяли его среди прочих, однако… это был обычный человек. Косматый,
— Никогда! Никогда больше… не будем разжигать слишком большой костёр, Жоржик. Это был кошмар! — голос его снизился, дед Клавдий наклонился к Джорджи поближе и доверительно зашептал: — Я, кажется, обмочился, Жоржик… не мог бы ты позвать сюда Сибиллу… поскорее, милок, очень надо…
Джорджи смог лишь кивнуть и развернувшись быстро ретироваться. Благо Сибилла нашлась в коридоре почти сразу, она и без того направлялась в комнату учителя, а увидев дрожащего, смущённо покрасневшего, Джорджи, недослушав его невнятную просьбу, эльфийка вошла в комнату с обсосанным кобольдом и прикрыла за собой дверь.
Джорджи же постоял некоторое время в полной тишине. Прижался спиной к холодной стене, рядом с пыльным гобеленом. И стоял так недвижимо, пытаясь что-то для себя понять и решить. Стоял он так пока горячий воск со свечи не накапал ему на босую ногу, и матерясь про себя, он быстро направился обратно в комнату. Там затушил свечку, ещё раз разлил после этого воск… и только потом, в полной темноте, нащупал ложе и постарался уснуть. Благо, спалось в этой холодине просто великолепно, и сон настиг его быстро, несмотря на всё приключившееся накануне.
Одно было ясно точно — авторитет учителя в его глаза несколько померк.
***
— Слушайте, я всё понимаю, но мне нужны ответы! — Джорджи сидел посреди разрушенной кухни, что больше напоминала обеденную залу, и оказывается внутри дом был куда как больше, чем представлялся снаружи, однако дерево порушило его основательно, и в каждом закутке виднелись ощутимые проблемы, требующие участия строителя, и особенно это ощущалось в обеденной зале, где треть потолка отсутствовала вовсе, а за ней виднелось небо с сияющими звёздами и шуршащей листвой.
— Что именно ты хочешь знать, мальчик? — эльфийка Сибилла сидела напротив длинного дубового стола, этот стол предназначался на пару десятков персон, и потому очень невзрачно и одиноко выглядели на нём три глиняные чашки и один кувшин с горячим содержимым.
— Хочу знать как я… — Джорджи кинул взгляд на сидящего рядом с ним кобольда, и поправился: — как мы выжили… насколько я помню, меня почти зарезали…
— А это потому, что не нужно быть таким растяпой, Жоржик, уж мог бы и изловчиться, да убежать! Чему я тебя столько обучал, а?! — дед Клавдий хотел шлёпнуть кулаком об стол, он даже руку занёс, но наткнулся на взгляд миндалевидных карих глаз эльфийки, и руку тут же разжал, и как-то разом сдулся.
— Уж кому о таком говорить, но только не тебе, дядюшка Кадий. Уж как ты под пламя алхимическое подставился, это даже близко не стоит с проделкой ученика твоего! А ведь такое древнее существо… а ума как не было, так и нет! Уж могла бы я и сама защититься! Или ты думаешь отец меня, первую дочку, не обучил ничему?
Вопрос неприятный. Ответа не требующий. Однако дед Клавдий пробурчал примирительно, умильно глядя Сибилле в глаза:
— Ну прости ты старого… дрогнуло сердце от всего произвола, что творят эти твари клыкастые… не выдержал, признаю.